– Да? Ах, ну да! – Шмелёв усмехнулся, – Но для меня самым страшным было осознание того, что такое гигантское количество совсем невиновных людей пострадают в угоду его амбициям и алчности!
– Ну, совсем невиновных-то не бывает.
– Вы меня поняли.
– Понял. Но мне кажется есть что-то ещё. Неужели вы сами никогда не думали занять место профессора? Или даже больше – самому вынести это, с позволения сказать, знание на всеобщее обозрение?
– Было такое, чего уж скрывать! Но я-то постарался бы помочь людям! Ведь и Ваня стал поначалу более уверенным в себе, и Гоша начал невероятными темпами развиваться! Разве это плохо? – подозреваемый вскочил и заходил по комнате.
– Вы меня, Виктор, простите, но в вас говорит юношеский максимализм. На месте профессора вы не были. И кто ж его знает, что бы двигало вами уже на этом уровне и кем бы лично вы стали в итоге? И сядьте уже!
– Да, разочарование мной двигало сильнее всего! Сейчас я это отчётливо понимаю.
– А не надо было очаровываться! Да мало ли народу ходит по всяким тренингам, а потом разочаровываются в своих «гуру»? Если все пойдут их стрелять, то…
– Вы забываете, что есть существенное отличие. Наш метод – ра-бо-та-ет! – Шмелёв так посмотрел на следователя, что того аж передёрнуло.
«Пора на пенсию – теряю хватку! Чего я вообще взялся с ним полемизировать? Написал бы себе явку, ушёл обдумывать своё будущее в камеру, а я домой. Знаки опять?»
– Ладно, время позднее – пора закругляться. Вот вам бумага, пишите всё, что мне только что поведали. В подробностях. Для начала я вас задержу, посидите пару дней – ещё многое нужно проверить. Опросить вдову, например, сотрудников ВУЗА. Дальше будет экспертиза, следственный эксперимент, а там посмотрим. Но я думаю, что ждёт вас, Шмелёв, сколько-то месяцев принудительного лечения. Потом – на свободу с чистой совестью! Всё! Пишите, спать хочу…
Прошла неделя. Рудаков занимался делами, в том числе и делом Шмелёва. Был следственный эксперимент, была экспертиза, дело двигалось – суд приближался. Но следователю было ясно уже сейчас – он оказался прав, Виктор не сядет. К тому же пару дней назад его перевели в психо-невралгический диспансер. Попытка суицида-таки была…
В кабинете следователя зазвонил телефон. Трубка представилась главврачом ПНД:
– Виталий Борисович? Ваш подопечный, Шмелёв Виктор скончался сегодня ночью – анафилактический шок. Серьёзнейшая аллергия! Он опять нес этот бред про знаки, говорил, что больше их не видит, очень возбудился, и мы поставили ему сильное успокоительное. Кто же знал? В медкарте про это нет ничего! Приступ удушья купировать не удалось…
Рудаков положил трубку, вышел из кабинета и спустился на улицу. Остановился на крыльце и закурил.
«Догнал, догнал его профессор! Какая, однако, скотина был усопший! У меня ведь и у самого чуть кукуха не полетела от этих знаков. Надо думать на молодежь или людей с несформированной картиной мира это вообще безотказно действовало. Или действует..?»
От размышлений его отвлек звук сильного удара откуда-то слева. На перекрестке под нелепым углом стояли две иномарки – из-под капотов валил пар!
«Нашли друг друга, блин! Как таким только права-то дают?!»
– Ты, дебил, права купил что ли? – из одной машины выскочил водитель, – Знаки вообще не видишь?!
– Знаки? – с водительского сиденья второго автомобиля также выбрался крепкий мужчина, следом за собой вытягивая бейсбольную биту, – Знаки я вижу отлично! Намного лучше многих других я вижу знаки!
