– Власть, Стас, дорогой, вот сильнейший наркотик, – шептал на ухо давно свихнувшийся доктор, – с него невозможно слезть, ее ничто не заменит. Власть – она как рука. Например, еще вчера ты мог ею брать, бить, гладить и ощущать прелесть …ммм… девичьей кожи, этот …ммм… пушок на ее щеках… Да, отвлекся, простите.
Но! Ампутируй руку, забери у человека власть, и что будет? Будет тоска. И это полбеды, сам властитель превратится в пустую куклу, посмешище и жупел. И власти предержащие отлично это понимают – от малюсенького клерка до самого царя нашего батюшки. Человек утративший поставит на культю протез, показывая, что вот тут. Тут! Была власть. Но нет! Все понимают, что символ власти не есть власть. Деревяшка, похожая на руку, не рука! И у каждого, кто имеет маломальскую власть над людьми, есть этот инстинкт: потерять ее, взращенную любовно, взлелеянную и выпестованную. решительно не возможно. Нечем ее заменить! Лучше потерять жизнь. Что может сравниться с прелестью власти над себе подобным, которого ты своей волей, своим желанием, прихотью своей можешь скрутить в фарш. Или задушить, или же наградить и осчастливить. Все – по мановению твоего указующего пальца. Власть! Сила! Могущество! Чем вам не волшебная палочка из сказки? Нет. Власть не отдают. Отобрать – можно. Но это – игра в русскую рулетку, когда не один, а все патроны в барабане. Игра в робкой надежде, что один из патронов вдруг даст осечку. Революционеры, дорогой Стас, святые люди. Мясо, призванное развалить нынешнюю пирамиду власти, сделав ее, по своей романтичной недалекости, еще кровавей и страшнее, чем она была. И кто будет там, наверху, никто из этих святых идиотов не знает, да и знать им не положено. В одном будьте уверены, дорогой Марута, наверху всегда будет тот, у кого инстинкт власти затмевает инстинкт жизни. Самый дерзкий, самый беспринципный, самый подлый, самый жестокий – тот, кто наслаждается этим мерзким подъемом по жирным от крови, воняющим мертвечиной, ступеням.
* * *
Сергей, понимая, что гремучий коктейль, круто замешанный на бедовом характере товарища и его страстью к деньгам, поставил Яшке условие: перед делюгой надо познакомиться с купцами. Яков нервничал, стараясь ускользнуть от острой темы, надеясь, что вопрос как-то рассосется сам собой. Ничего не мог поделать. В голове звучал вкрадчивый голос покойного деда, владельца керосиновой лавки, передавшего Яшке свой орлиный профиль и деловую хватку. «Яшка! – крутил у носа крючковатым пальцем дед. – Только шлимазл будет сводить продавца и покупателя! Зачем ты, когда они есть друг у друга? Разделяй и имей свой гешефт. Лучше копеечка в кармане, чем мильон в уме».
– Яша, нет вопросов, какое недоверие? – в который раз убеждал друга Сергей. – Мне надо понимать, с кем я имею дело, это ж моя голова полезет под пули. Что за люди? Стоит ли риск чего-то, кроме твоих красивых обещаний?
– Сережа! Это конспиративная сеть! Нас всех убьют, если я проболтаюсь. Вам нужен мой хладный труп? Или ваш собственный? Читайте Писание! Во многих знаниях многия печали! – едва не плакал от неуступчивости товарища Цейтлин.
– Тьфу на тебя! Значит, забыли. Буду искать богатеньких азартных картежников, риску почти никакого, карты наши – деньги ваши!
– А! Черт с вами! Я предупреждал… Хотите смотреть в лицо неприятностям? Таки их у вас будет! Я передам ваше желание, но пеняйте на себя. Страшные люди, смерть им сестра родная. Раздавят, как клопа, и не заметят. Хотел взять удар на себя, но, Сережа, одумайтесь, еще не поздно! Давайте-таки я встану между вами и этими посланниками ада?
