Утро понедельника. Весь наличный состав фирмы «Регейн» стоит перед большим зеркалом, в которое обычно смотрятся клиенты. На каждом из нас надеты оправы из недавно полученной детской коллекции нашего любимого испанского поставщика. Маленькие и разноцветные, они выглядят на наших широких лицах до того комично, что выдержать такое зрелище, не рассмеявшись, под силу не каждому.
Это развлечение, которое по аналогии с известной японской игрой называется «Каменное лицо», придумал сам Востоков, когда мы однажды всей фирмой примеряли свежеполученные оправы. Правила просты: можно вытворять всё, что угодно, чтобы рассмешить соперника, единственное условие – делать это молча. Проигравшим считается тот, кто первый «расколется»: засмеётся или просто не сможет сдержать улыбки. В качестве наказания несчастный покупает всей фирме обед.
Идёт вторая или третья минута поединка, но победитель не только не выявлен, нет даже ярко выраженного лидера. Все, включая вашего покорного слугу, держат невероятный серьёз. И тогда Востоков пускает в ход до сего момента никем не применённое оружие: для отвлечения нашего внимания он закладывает на лице страдальческую мину, а в это время сам тихонько расстёгивает штаны. Щелкает застёжка ремня, и его брюки стремительно падают на пол, обнажая тощие кривоватые ноги, местами покрытые пегой растительностью. От неожиданности мы втроём – Климов, Розов и я – синхронно «раскалываемся». Нас складывает пополам и начинает трясти. В этот момент дверь в шоу-рум приоткрывается и внутрь просовывается удивлённая Зоина физиономия. На ней сменяется несколько совершенно разных выражений, пока Зоя, кажется, совершенно искренне ни произносит следующее:
– Господи, Игорь, какой ты худой!
Всю эту сцену я наблюдаю уже с пола, поскольку находиться в вертикальном положении невозможно. Хохот, который уложил меня на пол, теперь заставляет биться в конвульсиях. Примерно то же творится с коммерческим и техническим директорами, которые корчатся по обе стороны от меня. Один Востоков на коне. Как ни в чём не бывало, он продолжает беседовать с Зоей.
– Видишь ли, Зоя, – продолжает он, не снимая очков и не подтянув брюк, – я искренне полагаю, что именно смех сделал из обезьяны человека, а не труд, как считал Энгельс. Поэтому то, что ты сейчас наблюдаешь, есть не что иное, как болезненное превращение офисных павианов в homo sapiens.
Зоя недовольно фыркает:
– И для этого ты снял штаны?
Игорь расплывается в улыбке:
– Эволюция, Зоя, требует жертв.
Так и не поняв юмора, и, видимо, забыв, зачем приходила, Зоя задним ходом покидает шоу-рум.
К этому моменту нас потихонечку отпускает. Помогая друг другу, мы с трудом поднимаемся с пола. Тяжелее всего пришлось, по-видимому, Игорю номер два – его ещё потряхивает; лицо, как помидор, красное, в глазах слёзы. Мы с Олегом тоже хороши, но до Игоря нам далеко.
– Вот ведь засранец! – только и может выговорить тот, имея в виду Востокова.
А надменный победитель с сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой уже сидит, нога на ногу, на краешке своего стола.
– Ну что, несчастные, – победоносно объявляет он, закуривая, – я бы с удовольствием отобедал. Разумеется, если вы не против.
– Что предпочитает в это время суток ваше генеральское директорство? – спрашивает, подскочивший к нему Розов, принимая лакейскую позу.
