Блинчик понял все, как было надо Сергееву, – может быть, сказался перенесенный только что испуг, а может быть, умение Сергеева «подать» информацию, но по лицу лидера национал-демократов стало видно, что он помертвел.
– А когда я уйду, – Сергеев тщательно выговаривал, словно бросая их в Блинова, – и ты останешься один на один с теми, кто сюда ворвется, подумай, пожалуйста, о том, что я предлагал тебе объясниться, а ты почему-то предпочел разыграть меня втемную.
– Я не разыгрывал тебя втемную, Умка, – быстро произнес Блинов дрожащим, срывающимся голосом. – Я тебя не разыгрывал, у меня этого и в мыслях не было!
– Да? – спросил Сергеев, иронично приподняв бровь. – Серьезно?
– Я не шучу.
– Чем в действительности занимается Раш?
– Умка, – сказал Блинов испуганно, – ну при чем тут Раш? Что ты мешаешь праведное с грешным?
– Я пошел, – сказал Сергеев. – Надоело. С тобой, как с человеком, а ты… Жопа ты, Блинов! Был ею и ею умрешь!
Увидев, что Сергеев начал поворачиваться к нему спиной, чтобы уйти, Блинов рванулся из ванны, как волк из капкана. Вода плеснула во все стороны, словно упитанного депутата уронили с высоты нескольких метров.
– Умка! – заорал Блинов. – Не уходи! Меня же пристрелят как собаку! Я тебя прошу!
– Раш? – сказал Сергеев через плечо.
– Блядь, – сказал Блинов в сердцах. – Оружие. Оружие – основной бизнес Раша. Ну что, полегчало?
– Ага. Куда?
– Что куда?
– Оружие – куда?
– Хер его знает, Умка! Я-то тут при чем?
– Мне таки уйти?
– Нет. Я точно не знаю, Миша.
– Скажи неточно.
– В Азербайджан, это я знаю.
– Ну, это только ленивый не знает. Еще?
Сергеев прислушался. Шаги звучали пролета на два ниже. Лифты уже стояли в вестибюле на этаже, но шагов тех, кто должен был из них уже выйти, не было слышно. Значит, увидели тела и выжидают.
– Говорят, что талибам. И чеченцам. Ливия. Палестина. Но это говорят. Я не знаю.
– На кого паспорт конечного покупателя?
– Я его не оформлял.
– Ты тянешь время.
– Миша, я решаю вопросы – это правда. Но я не занимаюсь бумагами.
(«Не более минуты, – подумал Сергеев, – ну две. Давай, колись, партийный лидер, как большевик в царских застенках! Времени нет!»)
– Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.
– Он действительно тебя хотел увидеть. Но…
– Живее, – сказал Сергеев как можно более равнодушно. – Я слышу шаги в холле.
И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.
Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали – они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.
– У него к тебе деловое предложение, – невнятно заскулил он, дрожа подбородком. – Умка, он же наш старый товарищ!
– Хасан?
– Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.
– Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?
– Это недоразумение! – выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.
– Я пошел, – сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.
– Сергеев! – заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. – Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь – я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.
