– Как дела? – шепчет она, откусывая нитку, а затем поправляет свой желто-зеленый геле и связывает концы халата.
Я открываю рот, чтобы ответить, но появляется Тзайн, а за ним робко следует Амари. Она осматривает ахэре с любопытством, присущим лишь знатным, и проводит пальцами по тростниковой стене.
Тзайн уважительно кивает Маме Агбе, берет мою сумку и, помедлив, вручает свиток Амари. Он с легкостью поднимает спящего папу, так что тот не просыпается.
– Я соберу вещи, – говорит брат. – Решите, что делать со свитком. Если надо уходить… – Его голос обрывается, и моя грудь сжимается от давящего чувства вины. Больше никаких если.
– Поторопись.
Тзайн уходит, едва сдерживая эмоции. Я смотрю вслед его мощной фигуре, от всей души желая, чтобы не я была причиной его боли.
– Уходить? – спрашивает Мама Агба. – Зачем? Кто она?
Она прищуривается и окидывает Амари взглядом. Несмотря на бедный плащ, превосходная осанка и высоко поднятый подбородок выдают королевское происхождение девушки.
– О… – Амари поворачивается ко мне, сжимая свиток в руках: – Я… Я…
– Это Амари, – наконец решаюсь я. – Принцесса Ориши.
Мама Агба громко смеется.
– Большая честь видеть вас в моем доме, ваше высочество, – с глубоким поклоном поддразнивает она.
Мы остаемся серьезными. Ее глаза расширяются. Она встает с кресла и распахивает плащ на Амари, открыв темно-синее платье. Даже в вечернем свете на его декольте блестят драгоценные камни.
– О боги… – Мама Агба поворачивается ко мне, прижав руки к груди. – Зели, во имя богов, что ты натворила?
Я прошу ее сесть и рассказываю о том, что произошло. Гордость на ее лице сменяется гневом, когда она слышит про наш побег, но рассказ о свитке и его возможностях заставляет ее замереть.
– Это правда? – спрашиваю я. – Хотя бы одно слово?
Мама долго молчит, глядя на свиток в руках Амари. Ее темные глаза остаются невозмутимыми, скрывая ответы, которых я жду.
– Дай его мне.
Пергамент ложится в ладонь Мамы Агбы, и она начинает задыхаться. Ее тело дрожит так сильно, что она падает с кресла.
– Мама Агба! – Я подбегаю к ней и хватаю за руки, удерживая, пока судороги не прекратятся. Постепенно они ослабевают. Она лежит на полу, неподвижная, как один из ее манекенов.
– Мама, ты в порядке?
Слезы застилают ей глаза, бегут по морщинкам, испещрившим темную кожу.
– Это было так давно, – шепчет она. – Не думала, что снова почувствую огонь магии.
Мой рот открывается от удивления. Я отступаю, не веря своим ушам. Не может быть. Я не думала, что хоть кто-то из взрослых магов пережил Рейд…
– Вы – маг? – спрашивает Амари. – Но ваши волосы…
Мама Агба снимает геле и проводит рукой по бритой голове:
– Одиннадцать лет назад у меня было видение, что я пришла к губящей и попросила ее избавить меня от белых волос. Она использовала магию болезни, чтобы уничтожить их.
– Ты видящая? – вырывается у меня.
– Раньше была, – кивает Мама Агба. – Но лишилась волос в день Рейда, за несколько часов до нападения.
Поразительно. Когда я была ребенком, тех немногих видящих, живших в Ибадане, уважали и чтили. Их власть над временем не раз спасала другие кланы. Я улыбаюсь: следовало догадаться. Мама Агба всегда обладала знанием, мудростью человека, прожившего не одну жизнь.
– Еще до Рейда, – продолжает Мама Агба, – я чувствовала, как магия уходит из нашего мира. Пыталась увидеть будущее, но, когда это было нужно сильнее всего, не смогла.
