– Я не верю ни единому вашему слову. Меня убеждали, что ребенок должен родиться крепким. Можно мне увидеть, где он теперь? – умоляла она.
– Врачи иногда ошибаются… Ваш мальчик похоронен на городском кладбище. Мы не делаем надписей и не ставим крестов. Только номера. Вряд ли вам стоит на это смотреть.
– Я даже не успела дать ему имя. Мне нужно видеть моего сына! – закричала Анна с безумным блеском в глазах, затем прошептала едва слышно: – Я уверена – он жив.
– Это невозможно! – Андрей Николаевич с жалостью посмотрел на нее.
Лаврова налила воды из графина, стоявшего на тумбе у койки, и поднесла стакан Анне, но она оттолкнула Лизу, давая знать, что помощь ей не требуется. Стакан упал и разбился на мелкие осколки, оставив на полу лужицу.
– Верните мне ребенка! – требовала Потерина, захлебываясь слезами.
Лаврова беспомощно поглядела на Андрея. Он указал на дверь. Поняв молчаливую просьбу, Лиза выбежала и позвала медсестру. Анне поставили укол успокоительного, и через мгновение она забылась сном.
Прошло три дня после кончины ребенка Анны Потериной. Ее готовили к выписке и выдали свидетельство о смерти сына, но так и не сообщили, где он нашел последний приют. Анна была убита горем. Она сильно осунулась, ее ярко – голубые глаза от непрерывных слез стали блеклыми и ничего не выражавшими.
Лиза осмотрела пациентку. Потерина выглядела опустошенной, лишившейся желания жить.
– Мне сложно представить, что вы сейчас переживаете, – она хотела сказать слова утешения, но, увидев горевший ненавистью взгляд Анны, осеклась.
– Да, вам сложно понять. Но я разберусь во всем! Врачи – убийцы за все заплатят! – пригрозила пациентка.
Невыносимая горечь поселилась в душе Анны. С каждым днем это разрушительное чувство все больше съедало ее изнутри.
– Но ведь такое случается часто – это жизнь! Я сочувствую вашей утрате, – сказала Лиза.
– Жизнь? Ультразвук показал – должен родиться здоровый малыш, у меня были хорошие анализы. Как, я могла произвести на свет урода?
– Я вам верю, но иногда врачи ошибаются!
– Так может, и Поклонский ошибся? – горячо спросила Анна.
На этом разговор закончился и Анна, собрав свои вещи, покинула поликлинику. Лиза ещё долго вспоминала её потухшие глаза и скорбное лицо. Сколь же глубоко может быть человеческое горе? Глубиной как море или океан, а вероятно, и нет величины, какой можно его измерить. Иногда пациентам кажется, что доктора – люди, лишенные сочувствия и сострадания, ведь видя каждый день чью-то боль и муки, трудно сопереживать. Однако за броней цинизма скрываются личные драмы.
***
Впервые за несколько месяцев Лиза решилась позвонить родителям. Словно раненая тигрица в клетке, она металась по комнате, боясь подойти к телефону, будто одно прикосновение к трубке могло убить её. Страх и чувство вины испортили ей жизнь. Лиза разорвала старые связи, напоминавшие о сестре. Она была убеждена, что близкие ненавидят ее за смерть Кристины.
Дрожащей рукой Лиза взяла кувшин, он показался ей тяжелым, как гиря. Стакан воды освежил и унял волнение. Исчез привкус печали.
Вечера Лаврова проводила в пустой квартире, одиночество давило на нее, хоть она уже свыклась с ним. В комнате мягко горела настольная лампа, ее лучи искоса падали на красный телефон, отчего он приобретал цвет раскаленного железа. Тяжело вздохнув, Лиза села на диван и, наконец, сняла трубку. Телефонный номер матери она набирала, казалось, целую вечность. Они начали беседу с взаимных приветствий, мама посетовала на то, что дочь давно не звонила им. Часто возникали паузы, заполненные невысказанными словами.
