– А я не согласна! – менторским тоном заявила вдруг Читова. – Я против вынесения замечания! Права не имеете так поступать с ведущим преподавателем!
Она продолжала что-то говорить, но Максим раздраженно прервал:
– То есть вы не согласны с решением Детсовета?
– Ка-а-тегорически не согласна! – принципиально кивнула головой Читова, глядя на председателя. – Я законы знаю, и очень хорошо разбираюсь в методиках! И готова поспорить…
– Я не буду спорить, – прервал ее взбешенный Семендяев. – Я, как председатель, выношу предложение, предусмотренное в таких случаях – линчевать! Кто «за»?
Горящим от негодования и требующим справедливости взглядом Максим смотрел в зал на своих преданных курсантов. На самом деле никакого линчевания в правилах предусмотрено не было, и подобное предложение продиктовала ему дикая ярость и желание справедливо наказать.
Им также двигало желание создать прецедент, эдакий пример, что Детсовет – не шутка, и с ним придется считаться. Именно поэтому он только что самовольно ввел новое наказание – «линчевание».
Но люди в зале стали поднимать руки – сначала верные своему старшине курсанты-судоводители, потом учащиеся других специальностей, наконец весь зал застыл с решительно поднятыми руками.
– Единогласным решением Детсовета, Читова Ксения Андреевна приговаривается к линчеванию! – Максим грохнул молоточком и многообещающе посмотрел в глаза мерзкой бабе: – Это будет долго и больно!
Он что-то быстро шепнул Ланину, тот понимающе кивнул, как будто вспоминая что-то, и дальнейшее произошло молниеносно, как отрубание головы змее.
Читова попыталась оказать сопротивление, но куда там, – через минуту ее уже связали по рукам и ногам, и одним движением стянули с нее юбку. Она осталась в своих красных туфлях на каблуках и в пиджаке, из-под которого выглядывали полные бедра в трусах и тонких колготках. После чего несколько дежурных взяли ее под руки, несколько – за ноги, и потащили извивающееся тело к выходу, чтобы пронести его вокруг колледжа.
Рот ей никто не затыкал, и Ксения Андреевна громко визжала, сыпала проклятиями и орала нечто бессвязное, впрочем, как она и привыкла. С самого детства она усвоила на подсознательном уровне – стоит ей завизжать, и родители бегут исполнять любой каприз дитяти, стоит заорать, и все окружающие, – хоть это муж, хоть суровый на вид начальник факультета, – начинают исполнять ее прихоти. Но на этот раз – впервые в жизни, – ни крики, ни вопли, ни визги, ни писки, – не помогали, хоть ты тресни.
Колледж стоял высоко, с двух сторон его окружал лес, полный птиц и мелких животных типа белок, а сразу после леса начинался высокий обрыв над морем, которое в часы прилива яростно шипело и плескалось синими волнами. Туда-то, в сторону леса, и направились курсанты со своим своеобразным, брыкающимся грузом.
Вахтерша и охранник смотрели им вслед буквально с отвисшими челюстями. Толпа студентов из актового зала, а за ними и любопытствующие, стоявшие под дверями, устремились на улицу. Из всех окон выглядывали сотрудники, привлеченные шумом и криками. Однако, за колледжем, на узкой тропинке между стенами и густым лесом, толпа начала рассеиваться, и здесь наслаждаться падением грозной преподавательницы могли не все.
Вседозволенность, азарт и гормоны в этот момент вскружили головы тем, кто ее нес. Спонтанно, в их головах созрел план иного наказания.
