Дёрнув щекой, девочка двинулась дальше. Несколько раз она принималась торговаться, перебирая мало не всю корзину и давая мне на попробовать, протирая чистым платочком.
– О! Коста! Коста! – Замаха я руками знакомцу, шествовавшему по рынку с симпатичной молодой женщиной под руку. Тот заулыбался, и повернув голову, сказал што-то по-гречески своей жене.
Нас представили, и я с восторгом пересказал Софии все перипетии недавнего дела, особенно про то, как напугался двери на ножках. Та засмеялась, показав ненароком жемчужные зубы.
– Приходите, – Сказала наконец София, называя адрес, – будем рады!
– Непременно! А когда именно вы будете рады?
Женщина снова засмеялась, прижав к губам кончик платка, и вместо неё ответил Коста:
– Послезавтра будем особенно рады! К вечеру.
Раскланялись, да и пошли на выход, до тёти Песи.
– С Костой Моряком задружились? – Радостно удивилась тётя Песя, – Вот же дети! Оставишь их одних на минуту, так они непременно во што-нибудь интересное ввяжутся!
– Ма-ам!
– Ой, доча! – Замахала та руками, – Это я так, хорошо всё! Достойный человек, пусть и немного контрабандист!
* * *
– Да, Ваше Императорское Высочество! – Вытянулся Трепов, – И одновременно нет. Позвольте объясниться?
Обер-полицмейстер разложил на столе бумаги.
– Толчком к разгадке послужили ваши слова о несомненно умном и опасном враге, – Начал Дмитрий Фёдорович, – до того момента мои подчинённые, да и признаться – я сам, склонялись больше к дикой выходке кого-нибудь из простонародья. Всё очень грубо и вроде как примитивно, но приглядевшись, мы поняли, что примитивность эта кажущаяся, а едва ли не наскальными рисунками скрывается школа.
Великий Князь кивнул согласно, поощряя замолкшего было подчинённого.
– Все эти новомодные течении живописи, знаете ли… – Обер-полицмейстер чуть смущённо пожал плечами, как бы говоря, что не очень-то разбирался в этом, – но пришлось разгребать эти Авгиевы конюшни от искусства, дабы не упустить какие-то детали, незначительные на первый взгляд.
– Расследование, – Обер-полицмейстер перевёл дух, – на первый взгляд оказалось простым, и я порадовался было за свой интеллект и мастерство подчинённых, но вовремя вспомнил ваши слова.
Великий Князь задумчиво и чуточку самодовольно кивнул, оценив тонкую лесть.
– Умный враг! Умный и расчетливый! Неудавшиеся живописцы и писаки, пытающиеся свергнуть с пьедестала как классическое искусство, так и власти, не спешащие давать им звания академиков и ставить прижизненные памятники, не новы. Не оценили их, так сказать, гениальности? Так сгори же, проклятый старый мир!
Дмитрий Фёдорович достаточно неожиданно провыл последнюю фразу в духе полумистических самодеятельных пьесок, отчего Великий Князь смеялся чуть не до слёз.
– Да, очень похоже, – Согласился он, промокнув глаза.
– Да, Ваше Императорское Высочество. Потому и насторожился. Публика эта, несмотря на великую любовь к тайнам, языка за зубами держать не умеет совершенно. Не для того они совершают подобные… акции, чтобы молчать. Слава! Вот что ими движет. Пусть даже и дурно пахнущая.
– И вот вся эта публика, жаждущая признания, молчит! Намекают на причастность, но при осторожных расспросах теряются в деталях. Но такой подбор символизма и пусть даже нарочито примитивной, но всё же школы живописи, не может быть случайным!
Трепов вздёрнул подбородком, хищно закаменев лицом.
– И вот тут я снова вспомнил ваши слова. Умный враг! Враг, вхожий в круги излишне либеральной интеллигенции, но по факту не являющийся таковым.
