– Сейчас мам…, – мать ушла, а минуты через две из темноты вынырнул довольный дед.
– Наконец-то ушла… А то я думал тут сейчас ещё будет, а я замёрз…
– Сейчас, батя, сейчас.., – отец чиркнул спичкой, береста шумно застреляла яркими язычками огня, дружно взялась и пламя сразу перекинулось на просмоленные остатки шпал и уже через пару минут около вещей ярко и жарко горел костёр. А дед на очищенную от снега доску выставил пару бутылок водки, третью спрятал в снег. Буханка ржаного хлеба, приличный круг колбасы, кусок сала, из кармана дед вытащил большую головку чеснока, тут же встали стаканы, куда дед плесканул водки и стаканы волшебным способом перекочевали в их руки, а в моей оказался кусок ржаного, чёрного хлеба, где лежал толстый кружок вкусно пахнувшей колбасой.
Стаканы с тусклым звоном сошлись и под бормотание отца: – Не ради пьянки, здоровья для…, – водка мигом провалилась в разъявленные рты. Крякнули удовлетворённо и полезли пальцами к салу с ядрёными кусочками чеснока и слегка пожелтевшей солью. В воздухе вкусно и аппетитно запахло чесноком и я тут же переключился на сало.
Когда мать тихо появилась из темноты, первая бутылка была опорожнена и отец с дедом, жмурясь от жаркого пламени костра, курили и лениво общались. Я тоже сидел рядом, разомлевший от тепла и по отрезанной горбушке черняшки активно водил крупной долькой чесночины, равномерно размазывая по всему куску. Осталось только посыпать солью, взять в другую руку кусок колбасы… Жалко Мишки рядом нету, так бы половину краюхи ему отдал и вместе лакомились вкусняшкой.
– Так и знала… Пьёте…, – осуждающе констатировала она, усевшись на стул, который суетливо подставил ей отец.
– Ну что ты, Люся… Ну немножечко мы тут с батей выпили… Вот сидим и Борьку накормили…, – смущённо оправдывался отец, а мать уже махнув на всё это рукой, наклонилась вперёд и взяла с доски стакан.
– Ладно… Мне тоже налейте чуть-чуть, – отец под строгим взглядом матери налил ей на палец водки, себе и деду на два. И так засуетился, что чуть и мне не налил. Посмеялись, выпили, мать в отвращении перекривилась, – и как вы её пьёте?
Отдышавшись и легонько закусив, она поднялась со стула: – Ладно, вы тут не особо. Борька, пошли спать….
Но я активно воспротивился, пообещав, что через полчаса приду и остался в тёплой компании, а через некоторое время, не заметив, сладко задремал. Очнулся на мгновение, когда отец приподнял меня, а дед заботливо подкладывал матрац и снова заснул. Потом проснулся, в полусне услышал обрывок рассказа отца: – …..я весь в пуху и в перьях, а она вцепилась в меня…., – и снова сладкие объятия детского сна.
Проснулся от недовольного ворчания матери, будившей меня. Отец с дедом посмеивались, а я сонно щурился на яркое пламя.
– Мы ещё тут подежурим…, – а мать с досадой махнула рукой и повела меня, засыпающего на ходу в гостиницу.
Дежурили они до утра. Дед сразу лёг спать, а отец умчался к телефону, узнавать, когда будет машина. Но там опять что-то не клеилось и машина появилась только в четыре часа дня, когда начало смеркаться. Грузились не долго, но всё равно выехать с Бубыла удалось лишь в 6 вечера. Мы с матерью и Мишкой сидели в тёплой кабине, а отец и дед в кузове. Мать здорово переживала за них, как бы не поморозились и не знала, что знал я. Пока туда-сюда дед сгонял в Бубыльский магазин и теперь, соорудив из домашних вещей подобие уютного гнезда, отец с дедом довольные окончанием путешествия квасили.
