– Ой, дорогой. Ты Чабурадзе помнишь? – показав призраку язык, начала Даша.
– Чивачидзе помню. А что? Ты ему на тот свет sms-ки пишешь? – удивился Олигарх.
– Хуже, он у меня дома сидит и не уходит. Как его выгнать?
– Раньше хотела заманить, а теперь – выгнать. Какое непостоянство! – вмешался Чабурадзе.
– Дашич, ты сколько выпила? – полюбопытствовал Олигарх.
– Нисколько! – приукрасила Дашка. – У меня не белая горячка. Он правда здесь торчит и комментирует.
– Дашич, мое мнение, конечно, не важно. Можете не прислушиваться, но, по-моему, вам надо чем-то полезным заняться и перестать пить хоть на недельку. Сразу Чувамбадзе мерещиться перестанут.
– Мне не мерещится, – ослабевшим голосом возразила Даша.
– Иди, проспись, я завтра позвоню, – не стал церемониться Олигарх…
– Ну, Дашич, теперь, кажется, я – твой самый преданный друг, и единственный, кто в твои «галлюцинации» верит, – позлорадствовал Григорий.
– Ладно, еще посмотрим, кто кого, Франкенштейн.
– А ты сомневаешься?
– В своей победе? Нисколько! – Дашка долила себе остатки виски и вернулась в постель.
Утро началось для нашей героини необычайно рано. В девять ноль-ноль.
– Подъе-е-е-ем! – провозгласил Чабурадзе.
– Черт, ты все еще здесь? – разочарованно протянула Дарья и перевернулась на другой бок. – Дай поспать!
– Тебе что, совсем заняться нечем? – уточнил Чабурадзе.
– Нечем, – созналась Дашка.
– Встань, покачай пресс, приготовь человеческий завтрак, возле дома пробегись, на худой конец.
– Я лучше сериал посмотрю, – Дарья лениво щелкнула пультом.
До двух часов дня, кроме как за бутербродом, расшевелить Дарью не удалось. Около трех в дверь постучали. На кухне нарисовалась девица в пижаме. Такая же заспанная, растрепанная, с облезлым лаком и выражением сомнамбулического ступора на лице. Подразумевалось, что в уличном виде девица должна быть Дашкиной «нагламуренной» подругой-блондинкой.
– Дашунь, дорогая, я что-то сегодня так рано проснулась, – зевнула девица. – У тебя выпить ниче не осталось?
– Проходи, Анжел. Есть Cristal, – обрадовалась гостье Дарья.
– Вас что, клонируют? – не выдержал Чабурадзе.
Девица еще раз зевнула и прошествовала к столу.
– Дашунь, этот лох сигареты не оставлял? – Под экспрессивным определением подразумевался «народный артист».
– Не, Анжелочка, не оставлял, – Дашка тоже зевнула в унисон.
– Ну, за нас! – чокнулись барышни.
– Женский алкоголизм неизлечим, – напомнил Чабурадзе.
– Как вчера потусили с Тубеленьким? – вставила гостья.
– У него не встал, – пожаловалась Дашка.
– Совсем допился, – хихикнула гостья и тут же, видимо, чтобы утешить подругу, добавила: – Ну, это бывает. Лежаков вообще раз в три недели может, и то только по утрам. Кстати, а хочешь пирог?
Пироги, штрудели и блинчики были коронным блюдом Анжелы Глушко. Когда-то, пару лет назад, девушка, не умевшая пожарить даже яичницу, спустилась в метро и столкнулась с огроменным бородатым детиной в фуфайке. На фоне худенькой и миниатюрной Анжелы детина смотрелся педофилом, на фоне прочих прохожих – дровосеком из таежных чащ. Детина пообещал Анжелике (так, с пафосным придыханием, именовала себя девушка) квартиру в Дубае и съемки в блокбастере с Брэдом Питом. Назвался товарищ Лежаков режиссером. Будучи блондинкой, если и ненатуральной, то идейной, детине Анжела поверила и через месяц вместо квартиры дубайской оказалась в халупе московской.
