Единственное, что хотела тётя Феня, это вернуться домой. Им с дядей был нужен "вызов". От их сыновей уже больше года не было никаких известий.
В начале декабря, для тёти и дяди пришёл заветный "вызов". Николай оформил его как для своих родителей. Мы остались одни.
В начале октября мы получили письмо из госпиталя, где лежал папа, раненный и контуженный. Подробностей я, конечно, не знаю, так как была слишком мала, чтобы понять и запомнить, то, что объясняла мама. Госпиталь находился не очень далеко от нас, где-то на Волге. Мама хотела поехать к папе, но не знала, как быть со мной. Оставить меня – не с кем. И тут сотрудники госпиталя, несколько человек, пришли к нам. Галина Михайловна сказала их общее решение:
– Поезжай, Ира. Я, Пётр Исаакович, Галина Петровна и Елизавета Ивановна – мы все будем смотреть за Светкой.
– А в столовой я её всегда накормлю. Что не найдётся для ребёнка лишняя порция? Да и приведу её в столовую, чтобы голодная не ходила. Поезжай.
– вставила своё окончательное решение повар Анна Григорьевна.
Мама решилась ехать. Начальник Госпиталя выдал ей предписание для поездки по служебным делам в госпиталь, где был папа (иначе её не пропустят, завернут обратно или ещё хуже – арестуют). Общими усилиями собрали её в дорогу. Купили в деревне картошку, какие-то яблоки, яйца, хлеб. Мама уехала. Я не помню своей жизни без мамы. И уж точно не было никаких отрицательных ощущений. Значит, действительно меня окружили такой заботой и вниманием, что я не горевала в мамино почти двухнедельное отсутствие.
В начале 1944 года тот же Николай оформил вызов и нам.
Галина Михайловна и Пётр Исаакович собрали в теперь уже только их комнатках многих сотрудников Госпиталя, с кем проработали уже несколько трудных лет. Расставаться было жаль. Но их сообщество образовалось в общей беде войны, и не могло быть постоянным. Все были из разных концов страны, и с окончанием войны все должны были разъехаться по своим домам. Многие обменялись, как водится, своими домашними адресами, не представляя, что можно просто расстаться, как будто и не встречались. Впоследствии, после войны, многие продолжали переписываться, но постепенно связь угасла. У каждого был свой путь. Общим его сделала война.
Вскоре после нашего отъезда госпиталь снова отправился догонять линию фронта, работал уже на передовой. В самом конце войны в Москву проездом во Львов приехали демобилизовавшиеся Галина Михайловна и Пётр Исаакович. Он в самом конце войны был ранен и прихрамывал, опираясь на тросточку. Но это всё ещё только будет.
А сейчас мы уезжали в Москву.
В трудовой книжке мамы появилась запись: ″от 10.02.1944г.: Уволена в связи с переездом на постоянное место жительство в г. Москву.″
ОТСТУПЛЕНИЕ В ПРОШЛОЕ. ПАПА.
Я очень мало знаю о папиной семье. Думаю, что и папа знал не многое. Не принято было в простой, вышедшей из крестьянства, семье хранить какие-то семейные предания.
Знаю я вот что:
Папину маму звали Мария. Родилась она в 1847 году, крепостной. Кажется, в Калужской губернии. Мария была из рода Исаевых и Антоновых, которые составляли, как обычно на Руси, полдеревни. За год до отмены крепостного права барыня привезла её в Москву, к себе в услужение. Родителей у неё уже, кажется, не было. Она долго жила при барыне и замуж вышла по тем временам поздно.
Это была высокая, типичной русской стати женщина, рыжеволосая с голубыми глазами. У неё был необыкновенной красоты и силы голос. Жили они на Б.Почтовой улице. Когда Мария пела, её сильный грудной голос разносился по всему кварталу, и люди стекались со всех близких и не очень улиц.
