Девчонки - страница 7



Я все-таки поступила на факультет романо-германской филологии Киевского университета и уже полгода живу в общежитии. За эти месяцы я сильно изменилась или по крайней мере мне так кажется. Во первых, на пончиках с медом на завтрак и пампушках на ужин, я набрала вес и округлилась во всех правильных местах. Как сказала бы моя бабушка – налилась.

Во вторых, мама ухитрилась достать мне в Москве контактные линзы, которые были твердые и причиняли массу неудобств но все же позволяли избавиться от ненавистных очков.

Произошло еще одно удивительное открытие. Я обнаружила что умею танцевать. В школе на дискотеках я обычно мялась в углу и пыталась слиться со стенкой.

Теперь же музыка была повсюду. В общежитии Тото Котунио перекрикивал Модерн Токинг, а Пресняков группу Квин. Как грибы после дождя тут и там появлялись новые дискотеки и мы с соседками по комнате не пропускали ни одной.

Возможно виной всему был алкоголь но на первой же дискотеке куда меня потащили соседки по комнате я вдруг осознала как я люблю танцевать, и не только люблю, но и умею. Сначала я поняла что могу легко копировать движения других. Потом перестала обращать внимание на всех и на все и просто проваливалась в музыку позволяя телу принимать контуры и очертания звуков.

В считанные недели я стала звездой дискотек и очень популярной девочкой. Это превращение из гадкого утёнка в царевну-лебедь было таким стремительным что моя голова просто не могла не закружиться. Сразу несколько мальчиков добивались моего расположения – Юра-спортсмен из Харькова и Витя-физик из Белой Церкви. Я встречалась и с тем и с другим – роковая женщина, просто миледи из трёх мушкетёров.

На самом деле я всего лишь несколько раз целовалась с Юрой-спортсменом, не получая к слову сказать особого удовольствия. Вите было позволено даже подержаться за грудь. Не почувствовав ни грома, ни молнии, ни солнечного удара, вообщем ничего из того что чувствовали героини «Темных Аллей» Бунина я окончательно удостоверилась что со мной что-то не так. Из Мопассана я уже знала что есть фригидные женщины и я со вздохом сожаления и облегчения одновременно записала себя в их число. Вообщем, к 18 годам я все про себя поняла и познала жизнь со всеми ее разочарованиями.

Элька в университет не поступила. Приехав в Ленинград в июне 87го и бросив вещи на квартире у хозяйки, она помчалась на набережную Невы. И была белая ночь, и в Неве отражались фонари, и светился золотом купол Исакиевского Собора, и был мужчина, взрослый, бородатый. Он читал ей стихи Бродского всю ночь. Она никогда раньше не слышала о Бродском. Утром она проснулась у него в постели и так и осталась жить в его квартире на Васильевском острове. Вступительные экзамены она пропустила.

Мужчину звали Андрей, ему было 37 лет и жил он с мамой, Маргаритой Николаевной и 10 летним сыном Илюшей. Куда делась мать Илюши Элька не знала. Андрей не любил отвечать на вопросы. Он был потомственный Ленинградец в 3м или 4м поколении. Элька писала что он гениальный ученый, получил академика в 35 лет, за работу связанную с ядерной физикой. Писала что влюбилась в Ленинград. Она называла его «Питер».

И вот я лечу в Питер.

Квартира на Васильевском и впрямь очень просторная – высокие потолки, лепнина, огромная библиотека. Она находится в одном из домов-колодцев с бесконечно длинным и узким двором. Кухня – старая, все немного обветшалое и грязноватое. Я привыкла к чистоте и блеску кастрюль на маленькой маминой кухне. Я сижу на кухне опираясь локтями на слегка липкую скатерть. Элька готовит мне чай с бутербродом и говорит без умолку как будто боится сделать паузу. Это ей совсем несвойственно. Еще у нее появилось какое-то странное хихиканье. Почти каждое предложение заканчивается этим хихиканьем которое ужасно режет мне слух.