Сердце все ещё колотится, когда я заскакиваю в свою комнату и начинаю раздеваться. Хочется даже кожу снять после поездки в тот дом.
- Это что ещё значит? – следует тетя за мной, - значит убирать чей-то дом для тебя унизительно? Ты оборзела?
- Нет, но…
Я даже признаться ей не могу в том, что на самом деле должна была делать.
- Я завтра же найду работу. Обойду весь город, обещаю, но найду.
И с этими словами прячусь в ванне, слыша проклятия в свой адрес и нелицеприятные слова типа «иждивенки» и «нахлебницы».
Боже, помоги мне найти работу. Пожалуйста. Мне очень нужно помочь бабушке и сделать так, чтобы тётя от меня наконец отстала. А для этого нужны деньги. Много денег.
Сумма с несколькими нолями, нарисованными на листке Натальей Сергеевной всплывает в памяти. Я даже не знала, что девушкам за «связь» столько платят.
Но я найду более приличную работу. Такую, о которой говорить будет не стыдно!
Полная уверенности я выхожу на следующее утро из дома. Правда, чем больше я хожу по оставшимся рабочим местам, тем сильнее эта уверенность гаснет. Город у нас не очень большой, поэтому и выбора как такового нет. Раздавать листовки? Мне однозначно не хватит этих крох, чтобы оплатить бабушке лечение.
Купив в магазине кое-какие угощения, которые разрешены бабуле врачами, я еду к ней.
- Привет, родная, - здороваюсь, опускаясь на край ее кровати.
У нее из носа торчат трубки, на вид совсем слабая.
Бабушка переводит на меня взгляд и кажется, что первые секунды не узнают. Сердце кровью обливается. Она всегда была бодрой и энергичной, поэтому видеть ее такой ослабленной – боль для меня.
- Асенька, - неузнаваемым голосом отвечает наконец бабушка.
Я льну к ней и обнимаю.
- Я здесь. Принесла твое любимое печенье.
- Больно кушать, дочка, - она морщится от моих прикосновений, как будто я не аккуратно обнимаю ее и с силой бью.
Быстро отстраняюсь, оставляя только ее руку в своей.
- Извини. Я сегодня работу искала. И вчера. И вообще всю неделю после окончания школы, - начинаю говорить я, чтобы как-то ее отвлечь. – Но пока безрезультатно.
Бабушка прикрывает глаза, а потом начинает кашлять. Приступ такой сильный, что у меня выступают на глазах слезы.
- Как ты? – спрашиваю, когда она немного успокаивается.
- Больно. Везде больно, а они не хотят колоть мне обезболивающее.
- Почему?
Бабуля не отвечает. Поворачивает голову к окну, и под солнечными светом я могу различить сколько боли в ее глазах.
- Я потерплю, - отвечает она, - не долго осталось.
От этих слов мне хочется рыдать, но я заглушаю ком в горле, потому что плакать при бабушке кажется неправильно.
- Иди, дочка. Не хочу, чтобы ты видела меня такой немощной.
- Я люблю тебя, бабуля.
- И я тебя. Попроси Инну заплатить этим медсестрам. Пусть хотя бы пару раз в день приходят, а то терпеть нет никаких сил.
Моя бабушка всегда была сильной. Даже если у нее что-то болело, она шла работать и никогда не лежала без дела. Поэтому если она говорит, что терпеть нет сил, значит так оно и есть.
Я киваю и мягко целую ее в щеку, вдыхая в себя родной запах. Уже когда выхожу в коридор могу позволить себе расплакаться.
- Девушка, что у вас? – проходя мимо, интересуется одна медсестра.
Я быстро смахиваю слезы.
- Скажите, вы могли бы делать обезболивающие уколы пациентке из шестой палаты чаще? Ей же очень плохо.
Ее лицо становится кислым и недовольным.
- Государство не имеет столько лекарства, чтобы ублажать каждого умирающего. Одного укола в день вполне достаточно.
