Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - страница 5



– Тебе в любом случае не разрешат все это взять с собой…

Ливанов, соглашаясь, устало кивает: «Да, мы изымаем только ее документы – российский и заграничный паспорта…», – я по давней привычке носила все свои паспорта с собой.

Ливанов открывает папку «Дело», вынимает оттуда «красную книжицу», показывает Марку и мне – это мой загранпаспорт. Копается в папке дальше. Вдруг хмурится, и начинает быстро перебирать ворох бумаг на столе. Затем по очереди выдвигает ящики своего стола, и роется в них. Его лицо багровеет с каждой секундой поиска. Он вскакивает, начинает беспорядочно метаться по комнате и шарить во всех остальных бумажных кучах. Наконец, заглянув повсюду, куда только можно, Ливанов вдруг вопросительно смотрит на Марка: «Где ее российский паспорт?»

У Марка на лице еще бо́льший вопрос:

– В смысле?

– Где российский паспорт Вебер?

– Почему вы меня об этом спрашиваете? Я понятия не имею, где ее паспорт.

– Вы! Это вы забрали ее паспорт! Тайком! Пока я не видел!

– Что? Когда? Да вы представляете, в чем вы меня обвиняете?!

– Давайте сюда ее сумку!

Марк с негодованием сует Ливанову мою сумку. Тот начинает в ней рыться, тщательно проверяет все кармашки – и ничего не находит. Зло смотрит на Марка. Я тоже смотрю на Марка и не понимаю, что происходит.

– Паспорт Вебер у вас, лучше отдайте! – Ливанова аж трясет от бешенства.

– Послушайте, это абсолютное безумие! Я не понимаю, что за игру вы затеяли! Я никогда, слышите, никогда не нарушал и не собираюсь нарушать закон! Мне дорога моя лицензия адвоката, но больше всего я дорожу своей репутацией! Так что это совершенно нелепое обвинение! Да и зачем – мне – этот паспорт? Сами подумайте!.. Поищите лучше у себя. Где вы его видели в последний раз?


Ливанов стоит перед Марком, сжав кулаки. Марк на удивление спокоен, словно каменная глыба, словно он готов читать бесконечно этот внезапно затянувшийся постскриптум. А ведь за окном уже занимается рассвет…

Вдруг Ливанов выскакивает из кабинета. И тут же возвращается. С паспортом!

Марк смотрит на него с иронической улыбкой.

Ливанов, пунцовый как роза, глядя куда-то мимо, в пол, бормочет, что паспорт «лежал в ксероксе»… Мы с Марком переглядываемся. Что это вообще было?


– И?.. Может, вы изви…

– Вот! – Ливанов не дает Марку договорить слово «извинитесь», сует ему в руки мою сумку. – Все, до свидания!

Марк только разводит руками и качает головой. Что тут скажешь? Немая сцена…

Но вот Марку неизбежно нужно уходить. Нужно покинуть меня, дрожащую от напряжения и усталости. На прощанье он мне подмигнул и тепло улыбнулся – мол, не переживай, все будет хорошо…

И я осталась совсем одна. Сердце мое сжалось. Мне стало очень тоскливо и страшно, словно меня в полнейшем одиночестве вытолкнули в открытый космос: «Выживай!..»

«Обезьянник»

…Я сижу на все том же стуле, в том же кабинете, в полузабытьи, пока Ливанов вызванивает конвоиров, ругается с ними, требует немедленно «забрать задержанную», но, видимо, на рассвете это не так уж и просто…

Потом мы сидим не менее полутора часов в ожидании, и Ливанов старается изо всех сил не клевать носом, пока, наконец, не входят конвоиры. Двое мужчин средних лет, с красными глазами, заспанные и недовольные. Эти люди в форме из Тверского СО будут неизменно сопровождать меня повсюду в течение следующих двух лет…

На меня впервые в жизни надевают наручники. И с этого момента начинается настоящая «кин-дза-дза». Потому что, пока ты еще находишься в нормальной человеческой обстановке: без наручников, среди мягких относительно стульев, больших зеркал и прочего – пока перед тобой окна без решеток, люди в гражданской одежде – это все-таки еще похоже на твой привычный мир. Пусть ты даже в статусе задержанного или арестованного.