– Смотрю, тут мало что изменилось, – продолжила она, откусив хлеб, не волнуясь, что говорит с набитым ртом.
– Тут вообще мало что меняется, – не стала продолжать Зоя.
Некоторое время они сидели молча, Марина и Наташа ели, Зоя просто задумчиво смотрела в сторону.
– Я все вещи ей собрала, – заговорила Марина, поняв, что иного момента все подробно рассказать может и не представиться. – И лекарства. Потом расскажу тебе, я написала в тетради, что ей от чего помогает, что нельзя есть. Зимние вещи в большом чемодане, остальные и все прочее – в том, что поменьше.
– Разберемся, – отвлеченно улыбнулась Зоя, словно уже и так являясь хозяйкой и чемоданов, и Наташи.
– У вас ведь дочка? – спросила Марина через минуту, отставляя уже пустую тарелку.
– Две дочки, – немного холодно ответила Зоя. Этот голос подходил ей больше.
Наташа больше возила ложкой, чем ела. Марина забрала ее у дочки и стала кормить сама. Конечно, Наташа все делала самостоятельно, все умела, но и спала порой с мамой, и кормить ее из ложки Марина любила, это было игрой – девочка сама клянчила, упрашивала, а потом садилась и старалась схватить ложку губами до того, как мама ее поднесет. Иногда что-то падало, и игра прекращалась до следующего раза, пока Наташа снова не начинала клянчить, и мама снова не уступала.
Зоя, понаблюдав за происходящим, встала.
– Смотри, я тебя так кормить не буду, – вроде бы миролюбиво, но как-то не очень искренне усмехнулась она.
– Ее кормить не надо, она сама ест, – произнесла Марина, стараясь, чтобы голос не звучал раздраженно. – Просто иногда так тоже любит.
Зоя хмыкнула и вышла.
– Это она сейчас такая, а потом привыкнет, – тут же начала мать с придыханием, как раньше называла такую манеру Марина – как плохая актриса.
– Мам, я прошу.
Теперь последняя надежда, что Наташу тут полюбят, была потеряна. Марина почти дрожащими пальцами держала ложку, а девочка ела, от нее принимая и «жижицу», и «густы-шу», все, что сама никогда не мешала и цедила по отдельности.
После ужина пошли смотреть комнату. Маленькая комнатушка, больше похожая на чулан, Марине не понравилась, но выбора не было.
– Раньше тут детская была, – заметила Зоя, пока Марина раскладывала Наташины вещи в небольшой шкафчик. – Мы когда Иру приучали одну спать, дверь открывали, можно и Наташе оставлять открытой. Дом старый, тут все шумит.
– У нее ночник есть. – Марина опустила на шкафчик небольшой прозрачный шарик с вилкой, которую вставляли в розетку, и шарик горел разными цветами, давая в темноте плавное мягкое освещение. – Будет куда включить?
– Конечно, вон розетка. – Зоя все говорила будто с долей скуки, и Марина уже волновалась, запомнят ли они с матерью про лекарства.
– Мама, вот сюда кладу, не потеряйте. – Она положила тетрадь в верхний ящик и похлопала по ней. – Все здесь, слышишь? Никакого самолечения не надо, она не привыкла, у меня расписано по сколько чего давать.
– Не волнуйся, не волнуйся, все разберемся, все будет хорошо! – кивала мама.
– А где твои? – спросила Марина у Зои.
– Младшая Оля спит, а Ира у соседей, с подругой они там.
Детей Марина увидела позже, когда уже закончила оборудовать комнату для Наташи. Старшей оставался год до школы, и Олег с Зоей планировали отвозить ее каждое утро на автобусе до станции – именно там, помимо магазина и больницы, стояла одноэтажная сельская школа. Переезжать куда-то из-за такой ерунды, как образование для детей, они не планировали. Олег работал, перевозя грузы на служебной машине в поселке, и чаще всего несколько дней вне дома чередовались у него с несколькими днями отдыха. Зоя работу не искала. «Совсем как мы раньше, водитель – и просто мама, – подумалось тогда Марине. – Только и совсем по-другому. Как же страшно тут жить. Как скучно…»
