Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, вцепляюсь пальцами в ненадежную опору, которая поскрипывает, отталкиваюсь от пола и сажусь на перила. За спиной ничего нет, и это будоражит.
Я крепче сжимаю утлое ограждение — от тепла моих рук оно начинает вонять железом. Проворачиваюсь и перекидываю ноги, спускаю их в пустоту.
Не смотри вниз. Так всегда говорят в фильмах. Но я уже нарушила столько правил, просрала свою жизнь… Что бы не посмотреть?
Вау. Высоко. Несильно высоко. И даже не страшно. Я полностью распрямляю локти, упираюсь голыми пятками в узкую полосочку пыльного бетона. Отлипаю от ограждения. Теперь только четыре точки опоры. Сердце рвется из груди. Совсем не страшно. Просто волнительно. Просто кайфово от осознания того, что стоит только разжать пальцы и свобода.
Но есть одно «но». Хотела бы сказать, что весомое, но нет. Невнятное. Эта жизнь еще не задолбала меня в край до конца. Есть у меня одно желание. Мой маленький секрет. Моя маленькая тайна, благодаря которой во мне все еще горит желание жить. У него, наверное, было много таких, как я. Черт, да он даже не помнит, как меня зовут. Чужие имена таким, как Ванечка, не нужны. Но мне все равно хочется верить, что я стала для него хоть немного особенной. Меня так заводит мысль о том, что мы встретимся снова. Так же случайно, как и в прошлые разы. Он вновь побудет моим совсем чуть-чуть и вновь испарится, забыв о моем существовании. И пусть. Зато надежда увидеть Ванечку снова крепко держит меня здесь.
— Меня зовут Ника! — ору я, вспугнув стайку голубей на соседнем балконе, а потом тихо добавляю. — Не Конфетка. И вы, мудаки, этого не стоите.
Руки дрожат, и я осторожно перебираюсь через перила в тот мир, где нет свободы. Иду в единственную комнату, заваливаюсь на диван со смятым постельным бельем и отключаюсь, испытав адреналиновый отток.
Просыпаюсь, когда в квартире уже сумерки, бреду в ванную, испытывая болезненное сожаление, что он опять мне не приснился. В такие моменты я чувствую себя обиженной маленькой девочкой.
«Нежелательная беременность», — крутится в голове, пока я принимаю промораживающе холодный душ.
Для меня вдвойне больное сочетание слов. Это со мной когда-то произошло и разрушило мою жизнь — сделало меня неполноценной, ненастоящей женщиной. А теперь продолжает мучить тем, что мне эти слова не нужны больше ни вместе, ни порознь. Я не скажу, что хотела детей от каждого случайного секса, да и от Дениса не хотела. Но был момент, когда Ванечка искал на моей коже созвездия и я чувствовала в себе поток его спермы и молилась, чтобы это произошло. Мне так хотелось думать, что все каким-то чудом получится. Всего момент. Тогда я его даже не осознала – только недели спустя.
Никто бы никогда не узнал, кто отец этого ребенка. Он бы был только мой, и я бы его любила. Точно бы назвала Ванечкой в честь него. О боже, какие тупые фантазии! Я выпотрошена как курица, это невозможно.
Сажусь за гримерный столик, заваленный дорогой косметикой, и принимаюсь вырисовывать себе новое лицо. Сегодня я топовая стерва. Мне нравится играть с макияжем, рисовать на себе. Хорошо и качественно рисовать. Я могу выживать на дошиках (да я часто практикую такую диету — зато тонкая-звонкая), но макияж, платья и туфли на выход у меня будут самые лучший. Я просто не могу выглядеть плохо.
Надеваю костюм из топа и юбки, расшитых золотыми пайетками, который идеально очерчивает мою фигуру, дополняю его туфлями на высокой шпильке, в которых больно даже стоять.
