Девочка по имени Зверёк - страница 40

И как объяснить богам удачи, а заодно и людям, что с самого детства я ощущаю в душе постоянное волнение, странное беспокойство, будто предуготовлен для необычной судьбы! Судьбы блестящей, полной встреч с чем-то необыкновенным, незаурядным, а между тем появился на свет пусть в древнем и почтенном, но вконец обедневшем и почти безвестном роде! К тому же я усыновлен Луцием Гаэлием, а значит, принадлежу теперь роду Гаэлиев. Такое чувство, что богини Парки, что прядут нити наших жизней, вдруг в этих нитях запутались и вытянули для меня не мою, а чужую судьбу, как сказал я однажды тебе и Валерию. Ты деликатно промолчал, а Валерий откликнулся: „Просто ты, Марк, видно, как все поэты, слишком чувствителен к перипетиям судьбы. Выпей-ка еще фалернского и не усложняй простые вещи. Ты же не грек, так к чему вся эта философия?“ От любого другого я не принял бы этих слов, но Валерий таким образом выражал свою искреннюю дружескую поддержку. Он всегда умел меня успокоить.

Здесь, на Сицилии, с дедом, которого я разыскал после стольких лет разлуки, мне тоже спокойно. Быть может, насколько я себя знаю, на время. Что ж, я намерен насладиться этим временем покоя.

Дед окончательно поседел, стал туговат на ухо, но взор и разум его ясны, и он сразу узнал меня, едва я переступил порог его дома. Объятиям и расспросам не было конца! Он был рад вновь увидеть меня, старый вояка, и чуть не с порога принялся рассказывать о взятии римлянами Сиракуз. Историю эту я помню наизусть едва ли не с колыбели, но как же приятно слушать мерный голос деда, желающего порадовать меня этим рассказом, как бывало в счастливые дни детства…»

Отец Марка, Витилий Рокул, легионер, погиб где-то в далекой Испании, почему-то казавшейся Марку холодной и пустынной, в одном из сражений бесконечной войны Рима с местными племенами варваров. Молодая вдова Витилия, оставшись с маленьким сыном на руках, решила перебраться в дом своего свекра-ветерана, на Сицилию, в римскую колонию для старых заслуженных солдат, так как их собственное с мужем поместье за время безупречной (и почти беспрерывной!) службы Витилия пришло в полный упадок. Даже рабы разбежались. Осталась лишь старая добрая нянька Марка, преданная ему до самоотречения. Впрочем, вскоре после того, как они перебрались к деду, и она оставила их – для мира иного.

Дед рад был их обществу: он обожал единственного внука и благоволил к тихой, застенчивой и молчаливой до немоты снохе-вдове. В ту пору они жили впроголодь, едва ли не нищенствовали, зато долгими вечерами, сидя у раскаленной жаровни, дед с упоением вспоминал малейшие подробности осады и взятия Сиракуз. Дед гордился (и заслуженно!) своим боевым прошлым. Еще бы! Ведь ему суждено было – и он с честью с этим справился! – воевать бок о бок с самим Марком Клавдием Марцеллом! И даже – получать награду из рук прославленного консула!

– Я знаю, сам Юпитер благословил мою судьбу! – так обычно дед начинал свои воспоминания. – Ведь мне довелось стоять под знаменами того, кого прозвали «Меч Италии»! Я бился, внук, бок о бок с Марком Марцеллом! Когда же у меня родился внук, я настоял, чтобы мой сын Витилий назвал его в честь доблестного сына Рима, славного полководца Марка Марцелла. А когда я перешел в легион ветеранов, то для окончательного поселения выбрал, разумеется, нашу колонию на Сицилии.

«Как бы мне хотелось, Гай, рассказать тебе кратко и вразумительно, отчего я решил покинуть Рим. Но, прости, придется тебе, дружище, набраться терпения и выслушать всё подробно – „от начала начал“ (как пишут наши историки). Кроме того, не сердись, если мысль моя будет терять путеводную нить и сбиваться на второстепенное. Ты знаешь сам, что я никогда не был силен ни в риторике, ни в логических умозаключениях. Из того, что я расскажу, выбери на свой вкус или, хочешь, придумай сам пару-тройку подходящих причин моего так называемого бегства: поиски себя, тяга к приключениям, знаки Фортуны и звезд („Простим поэта за выспренный слог!“ – сказал бы Валерий) или – попытка избавиться от подавляющего влияния Луция.