Девочка с самокатом - страница 25
Эмбер плотнее запахивает старый жилет цвета хаки, проверяет ремень. Её выцветшая футболка заправлена в джинсы, самые плотные, чтобы уберечь ноги от укусов, царапин, ударов и всего, что с ними может случиться, а джинсы, в свою очередь, заправлены в грубые ботинки на прочной подошве. На ней нет ничего лишнего и ничего неудобного, только то, что защищает и не сковывает движения.
Стоит только Лиссе вытащить жребий, как по знаку Лилит один из работников стадиона бросается к блестящему мотоциклу, похожему на паутину из серебристой сверкающей стали и запутавшихся в ней крупных деталей: бака, двигателя, огромных колёс, седла и педалей… Это мотоцикл в духе Лиссы, на нём нужно сидеть с идеально-прямой спиной, может быть, даже вальяжно откинувшись на невысокий бортик сиденья, небрежно держась руками за широко расставленные крылья руля, и служащий ведёт его к первой дорожке.
Пока что каждая трасса – только лишь номер. За цифрами ничего не скрывается, цифры ни о чём им не говорят, но уже к вечеру они будут точно знать, где живые мертвецы были активнее, а где приходилось слезать с мотоцикла и пытаться пропихнуть его через сплетение веток и скопление мусора. А потом устроителям гонок придётся потратить несколько дней на то, чтобы перестроить дорожки – вдруг кто-то начнёт придумывать стратегию, едва лишь вытянув жребий?
Бородач в тёмно-синей футболке вытягивает вторую дорожку, высокой девушке с россыпью родинок на одной щеке и двумя рваными шрамами на другой достаётся четвёртая.
Эмбер заносит руку над ящиком и, не доставая бумажки, улыбается с наигранным удивлением:
– Третья. Вот это дела.
Лилит только качает головой:
– Будь осторожна.
Куда там.
Она выходит на трассу, чувствуя себя маленькой щепкой посреди огромного океана. Стадион гудит множеством голосов, но в конце концов все они сливаются в один-единственный гул, который поначалу кажется почти нестерпимым, но потом становится практически незаметным.
Всё на свете становится практически незаметным, когда двери за ней закрываются, а руки привычно ложатся на руль. Самокат под Эмбер будто бы вздрагивает, то ли приветствуя её, то ли давая понять, что в любую секунду готов сорваться с места и броситься в гонку. Она ставит одну ногу на деку и в последний раз оглядывается по сторонам, замечая невероятно яркое голубое небо в прорези крыши, и насыщенный солнечный свет, и даже каждого зрителя – по отдельности.
А потом Лилит – во всяком случае, ей хочется думать, что это Лилит! – стреляет в воздух из стартового пистолета, и Эмбер срывается с места. Она пыталась представить себе эту гонку не раз, но никогда не думала, что всё будет именно так.
В первые несколько секунд не происходит вообще ничего. Ничего. Она просто едет. Привычно толкается левой ногой, снова ощущая себя на знакомой дороге от дома к аптеке, разве что без веса рюкзака за плечами, да и пейзаж по сторонам немного другой – за загромождениями из строительного мусора, обломков мебели и останков машин Эмбер почти не видит трибун. И живых мертвецов тоже не видит.
Зато они видят её. Первая тройка выпрыгивает из-за того, что, кажется, раньше было диваном, и Эмбер приходится отшатнуться, чтобы не попасться им в руки. Они выглядят ветхими, эти руки, сквозь ошмётки гниющей плоти просвечивают светлые кости, и такие зомби – Эмбер знает – не умеют двигаться быстро. Она легко оставляет их за спиной, продолжая наращивать скорость.