Кира еще раз смерила клерка взглядом, но тот очень внимательно и серьезно уставился на подиум, сложив виртуальные руки с папкой на коленях, и лишь изредка поправлял на носу очки в черепаховой оправе модной формы «мягкий квадрат». Она хмыкнула и перевела взгляд на седовласого: тот что-то тихо говорил клерку на ухо.
– Прямое внедрение нейросети в человека во время бодрствования очень сложно в исполнении, – вещал Стрелковский, медленно ходя туда-сюда, а висящий в воздухе микрофон двигался за ним. – Сознание и реакции будут заглушать импульсы машины. Во сне блокирующая функция сознания ослабевает. Проще говоря, сон – это дверь без замка. И нам остается только войти внутрь.
Давид сделал театральную паузу и эффектно взмахнул рукой.
Аппарат на сцене тихо загудел, развертывая панораму смазанных образов спящей в центре зала мыши.
Кира скользила глазами по зрителям и наблюдала, как их лица из разочарованно-скучных постепенно становятся потрясенными. Она обожала такие моменты. Зрители в тревоге двигались к краям неудобных деревянных граней «мозга», чтобы рассмотреть происходящее получше и в который раз убедиться: вот оно, новое чудо света, чтение мыслей возможно и осуществимо, и они смотрят на это прямо сейчас.
Мечникова видит, как седовласый снова что-то бормочет клерку, но тот резко отмахивается, случайно роняет папку, и та рассыпается градом пикселей и исчезает. Словно в замедленной съемке, Кира наблюдает, как клерк поднимает руку, желая задать вопрос. Их взгляды пересекаются: она – у стены, он – на верхушке «мозга», на предпоследнем ряду, взгляд сверху вниз. Одно мгновение, но этого достаточно.
Кира, задыхаясь, бежит к дверце в «мозге», чувствуя всем телом: он узнал ее, даже в маске, даже в толпе людей.
Она не слышала, что он спросил, да это было и не важно, – она просто мчалась сломя голову по лестнице в свое безопасное подземелье, к своим мышам, чтобы он никогда, никогда не нашел ее и забрал свои поганые деньги обратно. Она знала, что он их предложит, прямо сегодня, он скупит их с потрохами, весь институт, но ее он не сможет найти – и она никогда, никогда не отдаст ему «Капсулу».
– А там что? – Цифровой клерк, окруженный свитой из реальных людей и проекций, с любопытством приподнялся на цыпочки и посмотрел сквозь бликующую стеклянную стену на клетку с мышами, рядом с которой сидела Кира. Повернувшись спиной к посетителям, она склонилась над микроскопом.
– Кирочка, выйди, познакомься, это один из наших главных инвесторов, Федор Михайлович, он очень заинтересован! – Стрелковский хлопотал и беспокойно жестикулировал, пытаясь подать Кире знак, чтобы та вышла, но она сидела на месте.
Клерк оживился и сдвинул очки чуть ниже на нос:
– О, это Кира? Насколько я знаю, она кофаундер и владеет контрольным пакетом акций. Добрый вечер, Кира Евгеньевна!
Кира, словно защищаясь, прикрыла рукой шею, на которой вдоль верхних позвонков была набита веточка папоротника. Не снимая маски, она встала и спокойно прошла в дверь лаборатории мимо удивленной толпы.
– Компания не продается! – бросила она и пошла по коридору прочь. Ее фиолетовые кеды гулко стучали по полу, а позади нее Стрелковский нес какую-то чушь про женщин в науке и про то, что он с Мечниковой обязательно поговорит.
Клерк отделился от толпы и, остановив всех жестом, быстро пошел за Кирой.
Седовласый выразительно глянул на Стрелковского, и тот остался на месте.
