Кайл уворачивается, и громко смеется. Тогда Лиз быстро хватает из пакета второй эклер, прицеливается, и все-таки достает Кайла. Пирожное пролетает расстояние, и на всем ходу впечатывается глазурью в расстегнутую на верхние пуговицы белоснежную рубашку.
Смех Кайла обрывается, а Лиз удовлетворенно потирает руки.
- Вот так-то, - кивает она.
Отворачивается от парня, и поворачивается ко мне.
- А теперь Мона, забудь про этого придурка и иди за мной.
…
Как и в прошлый раз, я поднимаюсь за Лиз на балкон, а потом появляется дворецкий с большим серебряным подносом. Наливает нам по чашке чая, степенно удаляется, и мы с Лиз начинаем вести непринужденный разговор.
Она немного рассказывает про свои занятия в школе, и про большие нагрузки, он ведь заточен под будущих юристов и научных деятелей.
- Мне нравится, Мона, но иногда я немного устаю, - признается Лиз, и легонько грустно вздыхает. – Я имею в виду морально. Но папа считает, что после школы я просто обязана получить достойное образование и поступить в престижный университет. Он…запретил мне заниматься танцами, когда речь зашла про то, какой направленности будут мои последние классы.
- Не может быть! – восклицаю я.
- К сожалению, Мона, это так.
- Мне очень жаль, Лиз. Я думала, что в семьях, подобных вашей, для детей открыты все дороги, и можно заниматься всем, чем ни захочется.
- А вот и нет. Мне так хотелось заниматься танцами, но отец настоял на юриспруденции. Я, правда, не достигла в них сногсшибательных успехов, если начистоту, но мне нравилось. Знаешь, ведь бывает, когда что-то нравится вне зависимости от того, есть ли у тебя в этом деле абсолютные способности. Необязательно ведь быть во всем первой.
- Да, наверное, - пожимаю я плечами. – Но…что твоя мама?
- Мама?
- Да, мама. Разве она не захотела встать на твою защиту?
- Мама неинициативная. Она вечно сидит на диетах, чтобы соответствовать дамам своего круга, и во всем слушается отца, - отмахивается Лиз.
- Как жаль.
- Да. Кроме своей внешности и того, что скажут в обществе, ее давно уже ничего не интересует. Таким образом, у меня из увлечений остались только шахматы. В нашей школе я лучшая по ним. Поэтому отец не стал настаивать на отмене этого хобби. Сыграем?
- Да, конечно, - киваю я, отметив, как порозовели щеки Лиз, когда она сообщила, что в своей школе лучшая по шахматам.
Она явно очень гордится этим.
Лиз отходит в конец балкона, возится там недолго, а возвращается уже с шахматами.
- А…Джейк? – спрашиваю я у девчонки, пока та старательно расставляет фигуры на доске.
Я, правда, обещала себе, что не упомяну об этом парне ни словом, но уж больно мне интересно.
- Ему твои родители тоже что-то запрещают?
- Джейку?
На секунду рука Лиз застывает над доской, но тут же снова принимается за работу.
- Да, Джейку.
- Нет, что ты. Ему можно все. Единственное правило, чтобы не устраивал публичных скандалов, это может плохо сказаться на карьере отца. В остальном…
- Но...так не честно, - возмущенно восклицаю я.
- Он парень, - пожимает плечами Лиз. – Кроме того…он по характеру такой, ему попробуй что-нибудь запрети. Однажды, когда Джейку было что-то около тринадцати, отец попытался. Я даже не знаю, из-за чего точно вышел спор, но разразился он не на шутку. Отец орал, что выгонит его из дома. И что ты думаешь, тогда сделал Джейк?
- Что?
- Он сказал, что сам уйдет. Отец не поверил, наорал сильнее, и запер его в комнате. Джейк собрал вещи, и ночью, когда все спали, вылез через окно, и...только его и видели. Нам он оставил записку. Я не помню точных слов, но что-то типа, не ищите, решил жить один. Без денег ушел. Представляешь?
