Мой ответ в семье цитировали. Трехлетняя акселератка, которая, конечно, еще не умела читать, изрекла: «Я не дурочка из переулочка. Я книжку для людей держу. Чтобы люди картинки смотрели. А сказку я и так вслух знаю» (я путала слова «наизусть» и «вслух»). На бедную Таньку налетела вся кухня. Незадачливой правдолюбке досталось за все сразу – и за то, что сказку испортила, и ребенка обидела, а сама уроков не учит и стихов на память не знает…
Но Танька на меня обиды не держала и не обижала. С четырех лет я уже читала «по-настоящему», и предприимчивая соседка нашла мне применение в своей многотрудной школьной жизни: я ей читала или пересказывала домашние задания. А Танька в это время шила одежку своим куклам или занималась еще каким-нибудь полезным делом.
Про соседнюю Таньку, неправильные буквы и Шалтай-Болтая
Соседка Танька (она называла себя «соседняя», когда стучала в дверь) пыталась приспособить меня делать ее письменные уроки и даже показывала, как пишутся строчные и заглавные буквы. Но из этой ее затеи ничего не получилось. Я упорно рисовала печатные буквы и путала некоторые из них («Ь» вместо «Р» или «Ш» вместо «Е»). Верхнюю палочку в «Г» я разворачивала в другую сторону, а в букве «А» часто забывала «перекладинку», и получалась буква «Л».
Очень хорошо помню наш диалог с мамой по этому поводу, которая объясняла, что перекладинка нужна, чтобы различать буквы и слова. Я отмахивалась от маминых объяснений, утверждая, что и без перекладинки можно догадаться, какая это буква, потому что нет слова «МЛМЛ», а есть слово «МАМА».
Может, это была вовсе не лень или невнимательность, а уже признаки интереса к филологии как будущей профессии? Смех смехом, но мои аргументы, как мне сейчас видится, тянули на контекстный анализ.
Заметки на полях
Но мама расстраивалась, потому что даже позже, в школе, я вольно обходилась и с буквами, и со словами в стихах классиков. Она называла меня «Шалтай-Болтай». Именно этот персонаж одной из моих любимых книг – «Алисы в Стране Чудес»5 – утверждал, что, «когда он употребляет слово, оно обозначает то, что он хочет, чтобы оно обозначало». Но меня это сравнение не огорчало, а, скорее даже наоборот, радовало – мне нравился смешной и непослушный Шалтай-Болтай. И в известном стишке (переводе с английского) Маршака я считала его победителем «всей королевской рати»:
«Шалтай-Болтай сидел на стене, / Шалтай-Болтай свалился во сне. / Вся королевская конница, / Вся королевская рать / Не может Шалтая, не может Болтая, / Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, / Шалтая-Болтая собрать!»
А мама утверждала, что Шалтай-Болтай – лентяй и незнайка. И в этом мы с ней принципиально расходились.
Но когда я познакомилась с еще одним персонажем – Оськой из повести Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания», я поняла, что нашего полку прибыло. Оська «был великим путаником», перемешивал «сиволапого мужика» с велосипедистом, и получался «велосипый мужик». А сам Оська при этом был очень даже симпатичным мальчишкой и одним из главных героев полюбившейся мне книги.
Косы из зеленой ленты, сороки на палочке и ботики с гагачьим пухом
Мне года четыре. Родители на работе, бабушка на кухне, а я наряжаюсь. На коротко стриженую голову завязываю зеленую атласную ленту, длинные концы ленты перекидываю вперед, как «косы», на концах кручу большие банты. Достаю из шкафа бабушкины ослепительно белые ботики с отделкой из гагачьего пуха. Их привез из послевоенного Берлина бабушкин младший брат, дядя Илюша, неизменный источник всех интересных вещей в шкафу. Ботики на высоких «пустых» каблуках, в них должны помещаться туфельки на шпильках. Туфелек у меня нет, поэтому приходится с трудом балансировать на разбегающихся каблуках, чтобы не свалиться.
