Девочка-ветер - страница 7

Он мастерски ведет машину, лавируя в потоке, избегая столкновения с пешеходами, выскакивающими тут и там почти из-под машины, и постоянно говорит, не останавливаясь ни на минуту. Я слушаю вполуха и смотрю на грязную, размытую картинку за окном, на потоки воды, разлетающиеся брызгами из-под несущихся автомобилей, на многоцветие зонтов на фоне хмурого неба и никак не могу понять, почему и зачем я еду с ним. Я совершаю поступки против нормальной, здравой логики, веду себя глупо и не могу остановиться. Зачем нужны отношения, которые не приносят ничего, кроме неудобства, неудовлетворения, недовольства собой? Кто пострадает оттого, что они прекратятся? Я понимаю умом, что не нужна ему так, как нужна любимая женщина, он прекрасно обходится без меня!

У дома, продуваемого ветрами, среди чахлых ощетинившихся колючками кустиков, ведущих к канаве, именуемой оврагом или иногда парком, он загнал машину на стоянку, охраняемую дюжиной ободранных дворняжек и помятым дядькой, который тут же высунулся из вагончика. Меня вечно коробит от его наглой физиономии. Он смотрит, прищурившись, усмехается и, вероятно, сплевывает за моей спиной, сравнивая с другими девицами. Для меня не секрет, что этих «других» Павел также катает на своей новой машине и приводит в гости. Я, опустив голову, жду, чувствуя, как нарастает недовольство собой и мое терпение приближается к последней капле.

В обшарпанном лифте многоэтажки он прерывает поток восторженных эпитетов об Испании, чтобы сообщить, что завтра летит в Питер. Но никто не спросит, может, мне тоже прокатиться до замечательного города в компании красивых и веселых людей. Мы могли бы чудесно провести время.

За дверью слышна возня и громкий лай, удары лапами по металлу, упрятанному под тонкий слой дерматина, словно собака Баскервилей поджидает свою очередную жертву. Павел засмеялся и что-то забормотал, торопливо выпуская своего любимого монстра на волю.

Собака, больше похожая на теленка (бог его знает какой породы), прыгает с порога и принимается лизать руку хозяину. Сейчас это чудовище радо даже мне. Собака – единственное существо, которое, очевидно, ему дороже всего на свете. Конкуренцию этому псу я составить не могу. Я привыкла делить его со всеми: с «Аэрофлотом», с друзьями-приятелями, которых не счесть, с женщинами, которые делят его со мной, наконец, с собакой, которая меня игнорирует, очевидно, чувствуя во мне слабого противника.

В квартире все тот же бардак, что и неделю назад. Шаткая конструкция из поставленных друг на друга стульев грозит в любой момент обрушиться на голову в узком коридоре, голые стены хранят еще кое-где остатки старых обоев. Единственное место, где можно жить, – его маленькая спальня, половину которой занимает топчан, застеленный китайским покрывалом цвета бордо, покрытым темными пятнами неизвестного происхождения и затканным разноцветными драконами. Абажур на потолке заменяет кусок обоев, прикрывающий голую лампочку, на стене – плакат какой-то группы, в углу на кресле лежат сваленные в кучу вещи, явно нуждающиеся в стирке, на трюмо с поломанными дверцами рассыпана мелочь и масса всевозможных безделушек. Сегодня я собираюсь изображать этакую брезгливую штучку и не стану наводить порядок.

– Я поеду к себе, – неожиданно для самой себя сказала я холодно. – Дел много.

Павел уже сменил форму на джинсы и свитер и собрался гулять с собакой. Сегодня придется обойтись им обоим без моего общества. Так не греющая меня перспектива вымокнуть и извозиться в грязи оврага вдруг кажется совершенно глупой. С какой стати я должна выгуливать этого монстра? Из романтического ужина тоже ничего не выйдет.