Девочки из первого "Г" - страница 7

– Тук, тук-тук…Ту-ук, тук-тук…Успокоится немного, и опять стучит: Ту-ук, тук-тук…

– И, что ни ночь – он в спину ей стучал! Она уж прямо вся замучилась совсем! А уж потом-то оказалось: надо было звать его прям накануне переезда, в самую последнюю на старом месте ночь. Поэтому и рассердился домовой – не понял, зачем звали, и куда ему идти? Хозяева ведь не уходят…

– Зачем же тёть-Маруся его загодя звала?

– Так бабка та, что ей огарочек дала, уж старая была…забыла половину!

– А как теперь – он с ними до сих пор живёт?

– Живёт, конечно! – отвечаю убеждённо, – Тёть-Маруся говорила – домовые могут жить лет триста. Или даже больше…

Cофочка взирает с восхищением и ужасом:

– Ой, Ника… а ты разве не боишься?

– Да чего бояться-то! Подумаешь, ну – домовые всякие…(я хитро смотрю на Оксанку и подмигиваю ей).

– Квартирные! Аха-ха-ха! – быстро уяснив суть дела, подхватывает она мою тайную мысль.

– Ой, девчонки, ой…ха-ха…да ну вас! Нельзя ж смеяться-то над этим…– Софина слабая реплика.

– Да почему…Ха-ха…ой, не могу! – Оксанка валится со стула на палас и, корчась со смеху, выдавливает из себя вопрос:

– Ну, Софка, почему нельзя-то?? Он ведь у них…за печкой…Ха…Ой, ха-ха-ха…– Оксана, как и я, да уж теперь и Софа, давится от смеха, всхлипывает, фыркает и плачет, посему конца той фразы мы себе не уяснили… Но тут, перебивая наши голоса, вдруг раздается громкий странный скрип… И как далёкий дверной стон, разносится по дому… А за ним ещё…как будто кто-то, открывая двери в темноте, идёт по дому…вот уже доносится он прямо из соседней комнаты… О боже! Мы стремительно подскакиваем с пола и сбиваемся в дрожащую, живую, замирающую кучку за другим концом стола…и смотрим, смотрим, и не верим своим собственным глазам… Хотели бы кричать что было сил, да силы нас покинули – не можем выдавить ни звука… Звуки в нас закончились как будто… И всё явственней, отчётливее видим, как из-за стеклянной, и задёрнутой вишнёвой шторкой маленькой двери вдруг возникает и растет чья-то огромно-ужасающая тень – кривляясь, вырастая в свете догорающей свечи… Вот она движется сюда – всё ближе…ближе, и дверная ручка открывается со скрипом… Время враз остановилось, не идут часы, не слышно ничего…всё замерло…и нет уже нам сил дышать, продвинуться хотя б чуть-чуть…бежать уж нету мочи…

Потом уж, после, бабушка соседки-Эльки – Яхия – неоднократно, долго, каждый раз сердясь не понарошку, рассказывала всем вокруг, как сидя в своей кухне, полностью уютно разместившись и налив себе чайку, уж собралася проводить прошедший день (Хвала Аллаху за него), но услыхала в стылой тишине надрывный и пронзительный…не визг даже…нет-нет, какой-то дикий ультразвук! Такого в жизни своей слышать никогда ей и не доводилось; и тогда, вся в панике, в кошмаре наяву – она помчалась, как была – на босу ногу, в одном тоненьком запахнутом халате – на соседний двор, в сугробы, и в холодный мокрый снег; пытаясь на ходу понять – откуда это страшное звучанье может доноситься?! А разобрав, что вопят у соседей, кинулась на выручку…и только одна мысль металась и стучала в её бедной голове:

– Лишь только бы успеть! Ай, милостив Аллах! Лишь только бы успеть…

Маришкин овраг

Каникулы свалились на нас с неба вместе с небывалым снегопадом. Освободившись от уроков и бессмысленных подсчетов А и В, черченья карт и надоевшей музыкальной школы, я с головой ушла в любимый книжный мир. Второй класс – это вам не первый! Кого угодно можно замотать до полусмерти! И пару дней, не вылезая из кровати, глотала содержимое домашних книжных полок, как сладкие пилюли от усталости. А, наглотавшись вволю, ощутила снова интерес к происходящему вокруг, и вспомнила о верной славной Эльке, чью бабушку мы с девочками чуть не до инфаркта довели своими воплями в тот давний вечерок, когда пытались защититься от кошмара, показавшегося нам при свете угасающей свечи… Итак, вернувшись в мир, я обнаружила у нас на кухне бабу-Яхию, в компании моей бабули мирно попивающую чай. Изрядно оказав им помощь в поедании пирога, я поинтересовалась скромно – а когда же будет Элечка моя? И, в сотый раз прослушав от обеих строгие нотации по поводу безумной и не нужной никому фантазии моей, я всё же получила следующие сведенья – что Элю мама привезёт на днях; ну, и попутно множество других – что поиграть её со мной отпустят, только если я дам обещанье не морочить голову девчонке ерундой, живущей в моей глупой голове; и не пугать до смерти заодно соседей (не виновных, кажется, ни в чём передо мной) и собственную бабушку в придачу; и вообще – мне надо заниматься, на каникулы по музыке ведь задали полно! (как будто я не знаю), а не валяться носом в книги сутки напролёт! Вычитав недавно где-то, что нет способа защиты лучше, чем ответная атака, я собственную бабушку бездушно обвинила в слабой пунктуальности (а нечего было возвращаться раньше времени с работы, никого не предупредив, и ходить по дому в темноте!), а также и в частичной амнезии (сама же и рассказывала эту незабвенную историю про домового тёть-Маруси, а теперь в кусты?!) Моя вина лишь в том, что я её слегка подредактировала, это называется «художественный пересказ» (а что все такие впечатлительные – это ваши личные проблемы!) Правда, я сама в тот раз орала – будь здоров, но это к делу не относится нисколько… Отбившись, таким образом, от ложных обвинений и попыток накормить меня борщом и заливной сёледкой, я вышмыгнула прочь, и через пять минут была уж возле домика Оксаны. Двор…калитка…крайняя заснеженная улица…овраг. Несколько минут мы развлекались, всаживая в санки мою рыжую собачку; а потом уж развлекалась Ладка, ловко угонявшая у нас буквально из-под носа транспортное средство, едва только мы немного отвлекались. Но мелкая угонщица не рассчитала собственных возможностей: улочка петляла вдоль оврага, всё снижаясь и снижаясь, и вот уже собачка с громким визгом вынуждена жизнь свою спасать от страшных санок, угрожавших со всех сил наехать на неё, ну а спастись-то некуда – с обеих сторон сузился проход, в который занесло в пылу игры, и возвышаются немыслимые скользкие сугробы. Когда же мы, со смехом, и слезами на глазах от бешеной крутящейся погони, изловили, наконец, свой буйный транспорт, и спасли мою любимицу; то стало очевидно: мы приблизились вплотную к запрещенному и страшному Маришкину Оврагу… Тяжело дыша, стояли мы у спуска и смотрели долго вниз…где синие, таинственные тени собирались по краям…сползаясь, лиловея, набирая глубину… Оттуда, из темнеющей низины, доносились до нас шорохи и вздохи, заставлявшие насторожиться… Даже Лада, выставив торчком свои хорошенькие ушки, потихонечку рычала, лапы подобрав, и закрутив колечком хвост. И, уж совсем собравшись повернуть обратно, мы обе ощутили приступ жгучего, дурного любопытства, и желание спуститься в запрещённую ночную глубину (но Лада не выказывала своего намеренья к нам присоединиться в этом сумасшедшем предприятии, нет-нет!) Переглянувшись, мы с Оксаной рты открыли в унисон: