Первое. То, что на моем отказе стояла его подпись, подтвердилось. Второе. Комиссар посчитал, что я проверяю ректора на вменяемость, и, кажется, его этот ход устроил.
Третье. Что мне спрашивать дальше?
— Вы понимаете, почему вы здесь и за что вас задержали? — Иногда задавали такой вопрос, мне он показался уместным.
— Меня задержали за убийство моей жены, Таллии Кэролайн. Я хочу дать признательные показания, госпожа капитан. Да, это я убил свою жену.
Комиссар кашлянул.
— Вы позволите, капитан? — И он внимательно посмотрел на ректора. — Вы помните момент задержания?
Почему он это спросил? Я недоумевала. Это имеет значение? Или у комиссара какие-то свои соображения на этот счет?
— Да, — кивнул Томас. — Я отчетливо помню этот момент.
Что-то в его речи было странным, но что — я понять никак не могла. Временами у меня складывалось ощущение, что он все-таки не в себе. Со следующим вопросом комиссара до меня дошло, зачем он вмешался.
— Почему вы не назвали свое имя, когда вас доставили в отделение, господин Томас?
— У меня не спросили? — немного подумав, ответил Томас. Бред, конечно, этого быть не могло, я отлично помнила, что его личность установили не сразу. — Я назвал бы свое имя, мне нечего скрывать.
— Вы помните, где именно вас задержали?
— На улице, — с ответом он снова слегка запоздал. — Это была… патрульная машина. Я хочу сделать заявление, госпожа капитан.
Я посмотрела на комиссара. Тот нахмурился, кивнул мне.
— Я вас слушаю, — разрешила я. Странное поведение, но я тут была не эксперт. Мои пациенты не радовали меня душевной нестабильностью.
— Я узнал, что она мне изменяет, — ровно объяснил Томас. — Ей кто-то позвонил, она долго говорила за закрытыми дверями, а когда я спросил, кто это был, Таллия сказала, что у нее есть любовник, но она не собирается к нему уходить, ее устраивает жизнь со мной. Я задушил ее. Потом вспомнил, что в ее семье есть традиция… Ее дед и отец были моряками, если вы знаете, они бросают сердца в море. Моря здесь поблизости нет, но есть фонтаны на площади Римео. Я подумал, что они ничуть не хуже. Но я не дошел.
«А руки куда девают по морской традиции?» Но спрашивать я не стала. Кажется, Томас сказал все, что хотел, потому что замолчал и уставился на один из микрофонов.
— В каком часу это было? — снова помог мне комиссар.
— Вечером? — неуверенно отозвался Томас. — Я уже был дома. Пришел вчера раньше, потому что хотел отдохнуть перед экзаменами.
— Как вы достали из ее груди сердце?
Комиссар как будто беседовал, едва ли не дружески, но я знала прекрасно — каждый его вопрос бьет точно в цель. Жаль, что я пока не видела этой цели, а спросить, разумеется, не могла.
— Вынул? — и в очередной раз Томас помолчал, прежде чем ответить. — Я… я жалел, что она больше не дышит. Сидел рядом с ней. Потом вспомнил про эту традицию. Скажите, госпожа капитан, мои показания зачтутся? Они считаются чистосердечным признанием?
Почему-то я подумала в этот момент, что королеве кто-то донес о странностях поведения ректора. И как юрист она поняла, что есть, над чем подумать.
— Вы хотите еще что-то добавить к своим показаниям? — поинтересовался комиссар так участливо, что я едва не прослезилась.
— Они зачтутся как признание? — вместо ответа проговорил Томас. — Что мне грозит? Я искренне сожалею.
Что-то было не так. Очень сильно не так, и мне это не нравилось.
— Расскажите, пожалуйста, — попросила я, — как происходит процедура регистрации заявлений в Магическую Академию?
