Мы с Феликсом никогда не играли гаммы, и это всегда шокировало мою маму. Для нее гаммы были чем-то вроде таблицы умножения – она считала, что я обязана их разучить. Но Феликс не научил меня ни единой гамме. Его точка зрения в этом отношении была предельно проста: в музыке уже есть все, что нужно. Гаммам не надо учиться, ты и так впитываешь эту науку, когда играешь. Феликс помог мне понять, как важно уметь читать между нотных строк. С ним было интересно, он воодушевлял, но в то же время постоянно направлял меня, и только спустя какое-то время я поняла, насколько сильно. Его удивляло, как быстро у меня получается запоминать отрывки, и он постоянно спрашивал меня, как я это делаю. Кажется, он думал, что у меня фотографическая память, или вроде того. Но дело было совсем не в этом. Дело было в моем слухе. Благодаря новому учителю моя жизнь стала намного веселее, но наполнилась правилами. Феликс родился на Украине, учился в Москве, а затем уехал в Израиль. Он был представителем старой русской школы, гордился прошлым своей страны и был неисправимым романтиком.
Несмотря на то что он был одержим правильной расстановкой пальцев, в нем часто брала верх и другая сторона – та, которая была уверена, что правила создают для того, чтобы их нарушали. Мне тоже нравилось ломать музыкальные устои. А именно музыка играла в жизни Феликса главную, ведущую роль. Он был просто без ума от Баха. В отличие от большинства композиторов, Бах не прописывал динамику и не делал пометок. Феликс был уверен, что Бах доверял тем, кто будет играть по его нотам, – он надеялся, что музыкантам хватит ума понять, каковы были его намерения. Все, что нужно делать, – доверять своей интуиции.
Отношение Феликса к музыке было именно тем, что я искала. Он высоко ценил свободу, простор для интерпретаций и гибкость. Феликс возвел идею о том, что музыкант не играет, а рассказывает историю, на новый уровень. Для такого серьезного и вдумчивого ребенка, как я, Феликс стал глотком чистого воздуха. Каждый вторник и пятницу в пять часов я поднималась в комнату номер семьдесят два и дышала полной грудью. Мы оба получали огромное удовольствие от этих уроков.
И именно тогда, наблюдая за Феликсом, я поняла, как сложно быть ментором. Они живут в тисках постоянной конкуренции и соперничества. Когда мне было десять лет, я познакомилась с еще одной преподавательницей – она давала мастер-класс в колледже. Феликс попросил меня сыграть, и я сыграла. Дослушав, преподавательница сказала Феликсу:
– Что ж, я все равно первая выпущу свою птичку.
Так и вышло. Год спустя состоялся дебют ее протеже. До этого я никогда не задумывалась о том, насколько успех учителей зависит от успеха их учеников. А ведь это действительно так. Ученики появляются только у учителя с хорошей репутацией – а хорошая репутация у учителя возникает в тот момент, когда кто-то восхищается успехами его учеников. Так это и работает. Когда ты маленький, все внимание устремлено на твое будущее, независимо от того, насколько хорошо его видно. У всех на уме лишь один вопрос: «Оправдает ли она ожидания и использует ли свой потенциал?»
И где-то внутри тебя растет страх перед этим будущим. Он похож на дракона, спящего в глубокой пещере. Один его глаз всегда открыт и всегда настороже. Это будущее может сожрать тебя заживо. Точнее, вас обоих – тебя и твоего учителя.
