– Ты специально это. Хотел сделать мне ребёнка изначально. Раз уж пришёл ко мне с вопросом о том, где он. Почему не сказал? Ты понимаешь, что сделало это моё неведенье? Ты обставил всё так, что я и не помнила, что у нас секс был! Представь, в каком я была шоке, вспомнив ту ночь?..
Снова становится горько.
– Ах, да, ты сейчас скажешь, что я всё соврала, и нет никакого ребёнка.
Я скромно улыбаюсь, сходя с ума. Эта семейка меня добьёт.
– У меня был целый день, чтобы проверить твои слова, – словно раскат грома звучит в просторной гостиной. – Ты не стояла на учёте, не числилась ни в одном роддоме. А также я был у тебя дома. Нет ни одной детской вещи. Как и здесь. Я мог предположить, что ты отдала его в детский дом, но… Первое отменяет второе.
Я округляю в удивлении глаза.
Был у меня дома?
– Собственно, твои слова оказались правдой.
Судя по его тону и выражению лица – принимает это с трудом. Что, правда режет, да, Саидов?
– Как это вышло?
Я не чувствую ни капли вины в его голосе. Только холод. Морозный, охватывающий меня с ног до головы.
– А ты как думаешь? – я нервно улыбаюсь. – Думаешь, зачал ребёнка, авось узнает поздно и аборт не сделает? Прости, но тогда хотя бы нужно было предупреждать, что не должна делать беременная. Например, поднимать почти двадцатикилограммового ребёнка. Тогда возможно, да. Я выносила бы и воспитала нашего малыша. Но теперь, Амир…
Перевожу дыхание.
Я столько раз хотела ему сказать это. Из-за чего всё пошло наперекосяк.
Из-за него.
– Спасибо тебе ещё раз, – говорю искренне. – Ты научил меня не доверять людям. А теперь проваливай отсюда, если тебе нечего сказать. Но буду рада выслушать тебя, что я такого сделала, что ты так со мной поступил. Есть что сказать?
– Есть.
– И? – выгибаю бровь и плотнее укутываюсь в махровый халат. – Какая у тебя будет причина? Я влюбился в тебя за неделю, захотел ребёнка и решил вернуться через три года, чтобы получить всё готовое?
– Больше недели.
– Неважно, – огрызаюсь. Девять дней или семь – разницы никакой. – Срок – не то, что мне нужно. Твой поступок, он…
Я не могу подобрать цензурного слова!
– Ужасен! Да если бы этот ребёнок был жив… Я бы никогда не отдала бы его человеку, который даже ни разу не поинтересовался моей жизнью! Не помог! И тем более зачал его таким грязным методом!
Меня от одного только его вида буря ненависти переполняет. Кулаки сжимаю и зубы стискиваю.
– Я не мог, – чёткий и сухой ответ.
Я усмехаюсь.
– Был занят окучиванием других молодых девушек? – язвлю.
Он злится, раз прожигает меня таким взглядом, доводя до дрожи где-то внутри.
– Мой поступок был… – он прерывается, а у меня сердце замирает. – Поспешен и груб.
И это всё? То есть… Не будет ни извинений, ни валяний в ногах? Хотя зачем? Они мне уже не помогут.
– Но и связаться я с тобой не мог. Не сказал бы, что жил в Аду всё это время, но имелись трудности.
– Какие? Делал детей половине страны? Зачем? Хотел свою футбольную команду?
Он делает грозный шаг вперёд, вжимая мою спину в стенку шкафа. А ведь он ещё не подошёл. А я уже волнуюсь, хоть и говорю себе не показывать слабость.
– Смешно, – произносит с каменным лицом. Подходит близко. Оставляет между нами несколько сантиметров. Только хочу выскользнуть, как он ловит меня за руку. Пальцы наши переплетает. И больно становится. От жеста этого. – Но нет.
– Знаешь, каково псу на цепи сидеть перед куском свежего мяса без возможности его съесть?
