И тогда Ева словно выпала из этого мира. Не знал, что с ней, где она. Мои телефонные звонки прослушивались, чтобы я не наломал дров, и я абсолютно не знал, как ей помочь.
Два месяца назад, вернувшись обратно в Дубай – первым делом связался с сыном. Тот сказал, что хочет познакомить меня с девушкой. А мне было настолько насрать… Я просто хотел к Еве.
А потом узнал… Что девчонка, в которую влюбился мой сын – моя девочка. Моя. Не его.
Впал в бешенство. Крушил всё в доме. Так сильно, что до сих пор на ногах порезы свежие остались. Ходил по битой посуде, пытаясь привести себя в чувства.
Но потом понял – разве не этого я хотел? Чтобы он присматривал за ней.
Прилетел, познакомился…
А она меня ненавидит.
Оправданно.
И я сделаю всё, чтобы она поменяла своё мнение.
– Тогда останови машину и дай мне выйти, – звучит её тихий голосок сквозь шум кондиционера.
– Не подумаю, – всматриваюсь в светофор. Чтобы на неё не смотреть.
– Я пойду в полицию, – пытается напугать.
– Иди. Я всего лишь везу тебя к своему знакомому врачу, – я ведь это уже говорил. – Раз я стал причиной твоей проблемы – я хочу её исправить.
Разворачиваюсь к ней, прожигаю глазами, которыми буквально раздеваю её.
У меня три года секса не было. Хочу её до одурения.
Только кулак и мысли о ней помогали не свихнуться.
– Не беси меня, Ев, – предупреждаю. – Пока я закрываю глаза на все твои выпады. Но поверь. Моё терпение в любой момент может подойти к концу.
***
Держу Еву за руку и захожу вместе с ней в клинику. Веду до кабинета. А Добровольская сопротивляется. Не нравится, что держу её за предплечье. А по-другому не могу. Отказывается идти.
Только плетётся за спиной.
– Амир, перестань, – внезапно жалостливый голос прорезается сквозь корку тонкого льда. Пытается быть сильной передо мной, но сейчас её стена разбивается вдребезги. – Это всё бессмысленно. Ты думаешь, я мало ходила по врачам? Да я тут обитала как минимум полгода… И что в итоге?
– Ты не была у моего врача, – чеканю и тяну её за собой. Вырваться пытается.
– И что это изменит?
Я разворачиваюсь, дёргаю свою девочку к себе и прижимаю, впечатывая в своё тело.
Смотрю вниз, заглядываю в эти карие глаза, и органы все выворачивает.
Взгляд выбивает воздух.
Испугана, искалечена. На оленёнка похожа. Прямо как Бэмби.
Ей подходит.
– Это займёт не больше часа. Пойдём.
– Не хочу! – вырывается. – Как ты не понимаешь? Смысла нет! Мне эти больницы, клиники вот тут вот! – Ева истерично прикладывает пальцы к горлу.
– Перестань кричать, – успокаиваю. Мне всё равно на прохожих. Но дрожащий голос немного раздражает и выбивает из колеи. – Иначе мы заскочим ещё и к психиатру.
Ожидаю колкой фразы, но не жалобного стона:
– Амир, пожалуйста! Не хочу я снова туда. Слышать этот диагноз и прокручивать в голове свою утерянную жизнь. Поэтому, прошу, давай уйдём отсюда? Что тебе за это надо? Чтобы я приняла подарок? Сходила с тобой на ужин? Давай, только…
Я почти ведусь. Как пацан, мальчишка, так уверенно выпаливающий чёткое «да».
Но, смотря на эти розовые и влажные губы, не могу сдержаться. Только на них взгляд опускаю. Мечусь между пухлыми губами и мокрыми глазами.
Она что-то кричит, истерит. Слишком много привлекает внимания.
И уже едва не бьётся в истерике.
Дёргаю её на себя, впиваюсь губами в её губы, не выдерживаю и тут же углубляю поцелуй. Прощаюсь с разумом, действую только на желаниях.
А у меня оно одно. Ева.
