Девяностые. Север. Повести - страница 32

Его секретарша выслушала мою историю, посочувствовала и посоветовала зайти ко Второму секретарю Горкома. Второй секретарь традиционно курировал производство. Я попросил записать меня на прием.

– Да иди так. Он у нас всего три месяца. Пришел с Обогатительной фабрики и еще не успел обюрократиться.

Фамилию Второго помню до сих пор. И помнил, когда сам стал начальником управления, никогда не вел записей на прием, работники могли заходить ко мне со своими вопросами в любое время. Владимир Иванович Селезнев, симпатичный, лет тридцати брюнет принял меня сразу. Посмотрев моё направление на работу, он удивился:

– А в чем дело? У нас с молодыми специалистами никаких проблем не бывает.

Я рассказал о своих боях с Шерером. Селезнев удивился и попросил секретаря связаться с ним. Секретарь сообщила:

– У Александра Ивановича идет совещание, и он просит перезвонить.

– Ничего. У нас вопрос короткий, пусть возьмет трубку.

– Здравствуйте, Александр Иванович! У меня тут сидит молодой специалист Гринспон Владимир Маркович… Ах, вы знакомы.

Секретарь послушал, и лицо его стало вытягиваться в недоуменную гримасу.

– Послушай, он говорит, что ты требуешь двухкомнатную отдельную квартиру! Так?

Я, опешив от такой изворотливости зама по быту, выпалил:

– Да мне прописка нужна, чтобы к работе приступить! Хоть в общаге!

Селезнев всё понял, улыбнулся, и продолжил в трубку:

– Он согласен на комнату. Хорошо?

Он выслушал ответ и дал отбой.

– Завтра с утра, к 8–00, приходи в жилфонд, назови фамилию. Тебе выпишут смотровой ордер, если не подойдет, дадут другой. Выбирай.

Едва дождавшись утра, я пришел первым к заветному окошку и получил бумагу с адресом. Нам предлагалась комната, аж 18 квадрат, в двухкомнатной «хрущевке» с одними соседями. Комната показалась нам огромной. В квартире были все удобства: ванная, совмещенная с туалетом, коридор и кухня в 5,5 кв. метров. Пол был выстлан еще только появившемся тогда линолеумом светло – серого цвета. Соседи – молодая пара без детей. После одесского подвала это жилье казалось для нас сказкой. Мы не стали смотреть дальше и согласились. Ордер мы получили в тот же день, а на следующий сдали паспорта на прописку.

Заканчивая описание моей борьбы за законную жилплощадь, не могу не упомянуть, что лет через 5–7 после этих событий Александр Иванович Шерер благополучно сел в тюрьму вместе с главным бухгалтером комбината. Что-то мухлевали с доверенным добром. В тюрьме ему не понравилось, и он умер там года через три.

Пришло время обзаводиться обстановкой. В магазинах в те времена мебели практически не было. Стояли какие-то монстры производства местной тюрьмы. Но на стенах домов попадались объявления о продаже или желании купить что-либо. Нам попалось объявление семьи отъезжающей из Норильска, как здесь было принято говорить – «на материк». Сложив вместе все наши подъемные и деньги от родителей, мы купили довольно сносную мебель производства г. Иваново. Трехстворчатый шифоньер, диван-кровать, стол со стульями и даже тумбу с зеркалом в рост человека – трельяж. Всё было светлого дерева, в комплекте. Купили и телевизор на ножках, тюль на окна. В общем, не комната, а сказка.

Через два года, как раз перед рождением нашего первенца Алеши, нам повезло в квартирном вопросе еще раз. Соседи решили уехать на родную Кубань, вторая комната освободилась. Я, вооружившись справкой об ожидаемом семейном пополнении и ходатайством с работы, ринулся по инстанциям с целью оставить освободившиеся девять метров жилой площади за нами. Параллельно решал сложнейший в те годы вопрос с квартирным телефоном. Могу похвастаться, что вез я молодую маму Таню с малышом из Родильного дома в отдельную двухкомнатную квартиру с телефоном! Тогда для семьи из трех человек это было чудом! А телефон был вторым чудом. До сих пор помню номер 2–41–04.