Читать онлайн Геннадий Веретельников - Девять. 75 лет Победы!
© Геннадий Веретельников, 2020
ISBN 978-5-4498-1506-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– — – — – — – — * – — – — – — – —
Господь, Ты береги его, пока я с ним не рядом.
Ты последи за ним, пока он далеко.
И Ты храни его – мне больше ничего не надо!
Лишь бы был жив и знать, что с ним все хорошо.
Молитва мамы
– — – — – — – — * – — – — – — – —
Трус умирает при каждой опасности, грозящей ему..
Храброго же смерть настигает только раз!
– — – — – — – — * – — – — – — – —
Сталинград. Сообщение BBC (Би-Би-Си) в октябре 1942 г.
«…за 28 дней была завоевана Польша, а в Сталинграде за 29 дней немцы взяли несколько домов. За 38 дней была завоевана Франция, а в Сталинграде за это же время немецкая армия продвинулась с одной стороны улицы на другую»
– — – — – — – — * – — – — – — – —
Общая боль. Кусочек, очень маленький кусочек общей боли, выразился в этом романе, состоящей из пяти рассказов о пяти родных братьях, пяти, из тридцати пяти миллионов наших граждан, призванных на военную службу за 4 года Войны….
Рассказ первый. Часть первая. Битва под Москвой
Печать 6-й гвардейской
стрелковой дивизии,
25-го гвардейского
стрелкового полка
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Добрый день мои Родные, Мама и Нюрочка!
Простите, что я так долго не писал, письма ваши все получил, за которые большое спасибо! Милая моя, родная моя Аннушка! Анна Игнатьевна! Все ли у нас там в порядке? Спешу тебе сообщить, что нынче погода стоит отличная. Мороз градусов 30. Но ты не переживай, после того как мы погнали немца и увидели первых пленных фрицев, к нам пришла уверенность, что сама природа-матушка за нас! Ведь русским людям мороз-то нипочем, а немчура вся ходит-бегает обмороженная, про валенки они и не слыхали, их сапоги-перчатки-шапки из эрзац-кожи на морозе превращаются почти в стекло, и немчура не может толком затвор передернуть, который тоже часто клинит в их фашистских винтовках-автоматах. А техника ихняя, танки да машины, достаются нам целыми стадами! Чтобы убежать от нас, им надо, хотя б завестись, а на таком морозе, да еще и с ветерком и снегом, у них заводятся только вши. Уже толком и не пойму, кого мы больше берем в плен: то ли фашистов, то ли их вошиков, потому как на каждого немца приходится пару десятков вшей.
5 декабря 1941 года под Москвой вся сила Красной Армии ударила под дых фашистам и погнала эту нечисть кто куда! Мы же гоним их в сторону Орла, но еще по Тульской земле. Немец закрепился на том берегу речки Оки. Недалеко от Мценска. Нашел, гад, такое место, что с нашей стороны берег ниже, чем с ихней на целых десять метров. Полили они склон водой, пока мы ждали подход основных сил (наш полк в погоне оторвался почти на 30 километров), вода замерзла, и подняться по склону нет теперь никакой возможности. Склон превратился в сплошной лёд! Да и обстреливают они сверху нас неприлично точно. За два дня уже полегло 27 человек. Схоронили их тут же, возле окопов и штабного блиндажа. Два офицера, сержант и двадцать четыре рядовых красноармейца. Один из них наш с тобой земляк. Из Фрунзе… Командира нашего ранили, Володю Долгих, сдружились мы с ним, будет теперь из госпиталя переживать за наше наступление… Оставил он мне на дружеское хранение собаку свою. Немецкую овчарку по кличке Верный. Говорят, что эта собака осталась одна живой, после страшного боя в Зелёной Браме (Черкасская область – прим. автора), когда 500 пограничников и 150 собак сошлись в рукопашной с тремя тысячами гитлеровцев.. все они погибли.. а собаку их командира – майора Лопатина, выходили местные жители.. потом она от них сбежала.., но как она попала к Володе я не успел узнать, ранило его.. всё-таки удивительные существа эти собаки!
Помнишь нашего Шарика. Вроде бы обычный «Алабай», а как бросился один против стаи волков, когда я работая на пасеке, в пещере спрятался от дождя и задремал.. если бы не он – не видать мне белого света больше. Хорошо, что патроны не отсырели, зарезали бы волки Шарика… собаки – единственные звери на планете, которые отдают жизнь за хозяина без раздумий и размышлений. Для любой собаки видеть своего хозяина – это видеть Бога при жизни, поэтому и бросаются в любой, даже неравный бой не задумываясь, если угрожает кто её хозяину…
Как там поживают мои любимые детишки, Надюша и Володька? Хоть между ними разница в четыре годика, но, наверное, Володька уже взрослый совсем.
Ты писала, что уже в школу пошел, в первый класс. Жаль, что не я его за руку вел в этот момент. Полгода на Войне быстро пролетели… да, я уже вас всех не видел шесть месяцев.
Скучаю сильно. Пока воюю, вроде, как и некогда скучать, а как наступило затишье, наши командиры все еще меркуют, как эту ледяную преграду взять, так и заскучал…, а когда тоска подступает к горлу, то спасение одно – это фотография наша, где мы вчетвером и позади нас Иссык-Куль. Красавец Иссык-Куль. Сколько смотрю на него – столько любуюсь. А горы! А какие красивые деревья позади моей красавицы жены и детей, Надюши и Вовы, которые разобрали каждый по своей-маминой ноге и смотрят исподлобья на фотографа, единственного фотографа в нашем Беловодском – дядю Сашу. Он настолько колоритный мужчина, что я даже себе представляю, как он пытается привлечь внимание моих малышей деревянной, покрашенной зеленкой птичкой. На самом деле больше походящей на самолет со странным носом.
Этой фотографии аккурат скоро год будет, если доживу, на 1 мая фотографировались. Володе на ней семь годиков, Надюше три. Аннушке моей двадцать семь…
Семья. Родная моя семья, как я далеко от вас сейчас нахожусь. У вас там, небось, сейчас тепло! В Киргизии в это время года очень тепло, намного теплее, чем и сейчас в окопе под Москвой в декабре.
Ты знаешь, родная, 1941 год удивил своими холодами даже моих однополчан-сибиряков, как говорит один из них, моих боевых товарищей, Егор, которого мы прозвали «Дровосеком», сибиряк – это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается.
Перед наступлением нас всех хорошо одели, выдали и белые валенки-катанки, и белые полушубки, и многое – многое другое, чего не было с самого начала Войны. А повидать мне пришлось немало. После окончания сержантской школы меня зачислили в 6-ю гвардейскую стрелковую дивизию, где и назначили командиром отделения. Надеюсь, что мои три родных брата воюют, и не ранил, и не убил их фашист.
Четвертый наш, Данилка, еще не достиг совершеннолетия, потому остался дома, поклон ему фронтовой, помню, как побег на фронт учинил, как сняли с поезда и вернули. Все были уверены, что и без него Война скоро закончится, не пройдет и месяца. Месяц плавно растянулся на полгода и конца этой Войне пока не видно даже из моего окопа. Рассказываю своим товарищам по оружию о семейном деле нашем, – пчеловодстве. Отец уже стар годами, знаю, что на фронт рвется, но по возрасту не берут его.
Город, родная, где родился я как солдат, и родилась моя дивизия, откуда пошел мой путь боевой, зовется Ельня. Смоленская область всегда была на пути врагов России… …Какое-то беспокойство в душе, думаю о братьях своих. Где-то рядом они, Аннушка милая, они в моей же дивизии сражаются. Три моих родных брата, Михаил, да Константин, да Василий. Приходят ли от них письма к вам в Беловодское?
А то одно время, пока стояли в городе Ефремове, недалеко от Тулы, я их иногда видел.
Василия забрали в разведку, он у нас в семье самый шустрый был, видишь, как пригодилось. Костя, мой старший братишка, в кавалерии. Мы все с детства любили коней, но в кавалерии досталось сражаться только старшему брату.
Михаил после учебки получил звание младшего лейтенанта и стал командиром орудийного расчета. Но как пошло наступление, так я их больше и не видел. Считай почти месяц. Обязательно напиши им от меня пару строк. Напиши, жив, мол, и здоров. Дяде Ване, тому, кто остался помогать нашему бате на пасеке, привет передай. Батюшке нашему, Григорию, поклон. Матушке тоже поклон. Детей наших поцелуй обязательно…
С наступающим Новым Годом!
Обнимаю тебя. Люблю и целую!
Твой Илья Григорьевич.
30 декабря 1941 года.
–
Пламенный привет с фронта!
Дорогая Аннушка! Не успел я отправить предыдущее письмо, потому как решили наши отцы-командиры не дать немцу отпраздновать Новый год и готовят нас на штурм ледяной горки. А по полю и по замерзшей Оке до нее шлепать с километр. Снег идет небольшой и тучки нам в подмогу, луна через них пробиться не может… Потому атаковать будем ночью. Выдали нам всем белые маскировочные халаты. И артиллерия должна будет склон тот ледяной обстрелять, чтобы полегче нам было на него взбираться.. Даст Бог, не увидит нас издалека гад-фашист, увидит только, когда мы ему будем зубы саперными лопатками выбивать..
Подвезли даже новые винтовки. Карабин называется, скорострельный. Так что скоро будем гнать фашистскую гадину с Оки в сторону Орла и дальше до Берлина!
И мы воины 6-й Гвардейской стрелковой дивизии, надеюсь, войдем в логово врага первыми!
После ночной атаки обязательно в следующем письме напишу, до кудова догнали мы фашистов и поздравлю вас всех с Новым годом!
Все. Выходим. Отдаю оба письма нашему полковому почтальону.
Обнимаю тебя, люблю, крепко целую, всегда твой супруг
Илья Григорьевич Боровой.
31 декабря 1941 г.
–
Дорогой, милый и любимый Илюшенька!
Здравствуй!
Получила твои письма. Извини, что сразу не могла ответить, болела сильно, и детки наши тоже приболели. Свалила хвороба нас всех. Холодно у нас дома, топим соломой. Еле выкарабкались, но мы ведь Боровые. И русские – потому не сдаемся. Да и бумаги не было для письма. Спасибо нашим соседям – выручили с тетрадкой. Пишу, правда, карандашиком, чернила замерзают и плохо пишут. У нас не такие морозы стоят, как у вас, чуть поменьше, минус два, минус три по ночам, днем все тает. И солнышко так хорошо греет. А какое солнце в горах, ты же знаешь, только нет ветра и туч и можно нежиться на солнце, хоть раздевайся…
Корову пришлось продать, еще осенью, не хотела тебе писать, но врать не хочется, а вдруг спросишь, сильно не ругайся, потому, как некому было за ней смотреть.
Мы сейчас все работаем на фронт, на победу. Встаем в пять утра. В шесть уже вяжем, крутим, чешем, шьем для вас рукавицы, портянки да исподнее белье. Как заканчивается материал – идем пилить лес и рубить дрова. Все стараются для фронта, все что можем, делаем для победы… В Беловодском остались старики, бабы, да дети. Из мужиков председатель, он без руки, да военный комиссар, контуженный он, толком и не слышит ничего… с Халхин-Гола, после Войны с Японцами, да помнишь ты его. Каждый вагон с теплыми вещами провожаем со слезами, думаем с бабами, что хоть бы и нашим что досталось, то, что связано нашими руками… Деток наших вижу я уже вечером. Работа у нас заканчивается с закатом солнца… С ними весь день бабуля сидит. Чаще всего сами. Уже ведут себя как взрослые.. Война проклятая забрала у нас мужей, а у деток детство… Иногда дед Григорий на пасеку их забирает, но у него не шибко и тепло в землянке в горах. Хотя он их там балует редкими нынче вкусняшками, на черный день припрятанными, медком и сотами пчелиными…
Да, спешу сообщить, что хоть и ругается председатель, но мы все равно отпраздновали Рождество. Детям накрыли праздничный стол. Видел бы ты их глаза, когда они увидели вместо супа из кожуры картошки, сена и лука с отрубями, целых два больших ломтя черного хлеба с маленьким кусочком масла, и две полных кружки молока! Их счастью не было предела! Мы даже потом пели песни, хотя петь я так и не научилась, но детишки пока еще об этом не знают! Вспоминаю часто, как ты красиво пел и играл на гармошке! Ни один праздник в Беловодском не проходил без тебя. Везде тебя приглашали, и на свадьбы, и на именины… Поклоны твои я передала. И тебе от батюшки и матушки земные поклоны. Люблю тебя. Твоя супруга Анна Игнатьевна.