Отстранившись, я осматриваю его. Как и всегда: растрепанные темные волосы, холостяцкая небритость, которая, к слову, очень ему идет, и выцветший пижамный костюм Гринча – подарок матери десятилетней давности.
– Улет! Как там поживает моя повелительница драконов?
Закатываю глаза от нелепости прозвища для мамы.
– Все еще играет роль одинокой самодостаточной женщины, чей бывший муж оказался настоящим ослом. – Натягиваю безобидную улыбку и пожимаю плечами. – Она в полном порядке. Читает книги про драконов и мечтает попасть в их мир.
– Твоя мама – очень горячая штучка, Ше-Дже-Бел, и мне не верится, что она не может найти достойную замену снобу-сноубордисту, который ее не ценил, – говорит он, вытягивая из холодильника яйца, бекон и галлон молока.
«Наверное, потому, что не существует мужчины лучше, чем ты, пап, а она все еще хочет, чтобы ты сделал первый шаг и вернул ее», – думаю я, но произношу:
– Я не лезу в ее жизнь. Лучше расскажи, как ты справляешься здесь в абсолютном одиночестве.
Поставив на керамическую панель сковороду, он бросает туда нарезанный бекон, разбивает шесть яиц и посыпает это все пряностями из обрезанной банки от Pepsi.
– В будние дни тренирую туристов и смотрю глупые телепередачи по квадратной коробке с названием «телевизор». Слышала что-нибудь о такой инновации? – улыбается он, и я отвечаю тем же. – В выходные – катаюсь с парнями по диким тропам весь день в поисках снежного человека, а потом отмокаю в джакузи под открытым небом и пью отвратительный разливной эль из забегаловки твоего дяди Бенджамина.
– Скучно. – Я зеваю в ладонь, подходя к кухонному островку, и, взяв яблоко из фруктовой корзины, делаю большой укус.
– Я одинокий старый волк, Шелби. Чем, по-твоему, я должен заниматься в тридцать семь?
– Не знаю – может, завести себе сенбернара, пачкающего мебель, играть в бильярд, ходить на вечеринки и напиваться в барах, пока тебя не похитит НЛО?
Он смеется, накладывая глазунью с беконом на тарелки, а я устраиваюсь поудобнее на барном стуле, осматриваясь по сторонам. Здесь все, как и в тот день, когда я уезжала. Сдержанный минимализм в серых тонах, несколько виниловых пластинок «Bad Company» на стенах и наши фотографии: я, мама и отец. Счастливые и еще не предвидящие дерьма, которое произойдет дальше.
– Ты надолго в Аспен?
Пожимаю плечами, забирая тарелку из его рук, и, вынув вилку из подставки, накалываю кусочек бекона.
– Останусь на праздники, чтобы не дать тебе умереть от скуки, старый волк.
– Кайф! Мне не хватало напарника, чтобы пересмотреть все части «Один дома», любимого «Гринча» и «Полицейского из Беверли-Хиллз».
– О не-ет, только не просмотры фильмов со своим стариком, – смеюсь я, закидывая в рот еще один ломтик бекона и наблюдая довольную улыбку отца. – Это испанский стыд!
– Когда ты успела побывать в стране паэльи[11]?
Булькнув от смеха, беру перечницу и посыпаю кулинарный шедевр отца на своей тарелке перцем.
– «Испанский стыд» – это…
– Я знаю, что такое «испанский стыд», просто решил тебя подколоть.
– «Подколоть»? – возмущаюсь я. – Ты и вправду слишком стар. Это слово никто уже не использует.
– И как же это называется сейчас?
Прожевав, взмахиваю вилкой.
– Пранк.
– Пранк, – повторяет он, наливает молоко в два стакана и, придвинув их к тарелкам, накрывает моим любимым печеньем с шоколадной крошкой.
– Жаль, твоя мама отказалась приехать, я очень скучаю по нашим совместным семейным вечерам. Особенно по дню, когда ты сделала это.
