Девять Жизней. Седьмое небо - страница 8



Но знание рушит его, как колун.
Растрата, впустую, таланта – во благо,
Но только, по правде, скажи мне – во чье?
А слёзы, живая и мертвая влага,
Как дождь, постучатся в окошко твоё.
Напомнят о жизни. Напомнят о смерти,
О тех, кто остался, о тех, кого нет,
О той неосознанной и страшной жертве,
Что отдал когда-то за ложный ответ.
И кровью цветов вновь умоется небо
И солнечный свет, словно эхо в горах,
Затихнет навеки. И он право вето
Использует снова, рассыпавшись в прах.
Но ангел, взмахнув вдруг крылом белоснежным,
Взовьется над смертью под залпы мортир…
Прощающим взглядом окинет он нежно
Забытое время, изломанный мир.

«Полная луна тоскливо светит…»

Полная луна тоскливо светит,
Облако пытаясь отогнать —
Ей бы попросить, как просят дети,
Ей бы отдохнуть, в ночи поспать,
Ей бы позабыть, что завтра снова
Продолжать над миром марафон,
Ей бы поменять свои подковы
И услышать колокольный звон.
Ей бы в ярко-красном сарафане
Пробежать, волнуясь, по меже
И до речки, до миленка Вани,
Что заждался, видимо, уже…
Проводить с утра детишек в школу,
Вечером с работы мужа ждать —
Ей бы добродушной было б в пору,
Но об этом может лишь мечтать
И светить тоскливым бледным светом
На улыбки сонные людей…
Ей бы… Но не будем рвать ей нервы.
Ей и так намного тяжелей…

Екатерина Алипова

Россия – Москва

Вторая любовь

Мы с тобою пойдём в этот сад, наклонённый полого,
Пенье тихое птиц над цветами закружится вновь,
И тогда мы вдвоём осознаем присутствие Бога,
Ибо Бог есть любовь.
(А. М. Городницкий)

Встретиться договорились у памятника Кириллу и Мефодию: этот уголок Москвы любили оба, хотя Ваня несколько хуже знал. Он вообще достаточно плохо знал город, хоть и прожил в нём всю жизнь. Для этого (конечно, в частности) ему и нужна была Марина: она знала Москву как свои десять пальцев (она всегда так говорила, вместо привычных пяти) и очень увлекательно рассказывала. Почему не пошла в экскурсоводы? Такой талант в землю зарывает! Ваня огляделся и бросил быстрый раздражённый взгляд на часы. Ну и что, что он плохо знает город! Он зато пунктуален, в отличие от Марины, которую он ждёт здесь как дурак уже семнадцать минут.

Маринину внешность Ваня помнил отлично и, всё-равно, сначала не узнал в этой красивой, стройной и очаровательно уверенной в себе девушке прежнего гадкого утёнка их школы.

Да, почему-то Марину Цыганкову в школе дразнили и травили все, практически без исключения. Хотя за что, ученик параллельного класса Иван Заварзин понять никак не мог. Но именно он – робкий, ранимый и «серенький» на общем цветастом фоне симпатичных и талантливых одноклассников – первым прорвал блокаду и подружился с Мариной. Он чувствовал, что его новая подруга гораздо умнее и сильнее духом, чем он, и отчаянно тянулся к ней, поглощая стопки классической литературы и вникая во все тонкости различных наук, начиная с химии и математики и заканчивая религиоведением и философией. Но чем больше Ваня узнавал Марину, тем больше поражался. Казалось, она совсем не чувствует интеллектуальной разницы между ними, общалась она со своим другом на равных, терпеливо объясняла непонятные слова и мысли, которыми делилась с Ваней. А над его штудиями и философскими выкладками посмеивалась:

– Да пойми же ты: такой ты – настоящий. Такой, как есть, каким тебя создал Бог. А если ты набьёшь свою голову чужими мыслями из книжек, это будешь уже не ты, а… ходячая энциклопедия! Всё обо всём, но без души. Без твоей золотой чуткой души, так остро отличающей добро от зла.