Заворожённый открывшимся видом, он приблизился к ним и, опёршись на ещё влажные от утренней росы леера, принялся рассматривать бухту с множеством находившихся в ней судов.
У причалов мыса Чуркин стояли так знакомые по Мурманску большие морозильные траулеры и перегрузчики. Справа просматривались плавучие доки судоремонтного завода, а слева, у стенки, в одну струнку вырисовывались летящие силуэты военных кораблей. Внизу, под площадкой, с которой он любовался видами бухты, располагался причал с железнодорожными путями, где был пришвартован белоснежный пассажирский лайнер.
Лёнька несколько раз бывал в порту Мурманска, куда их роту приводили для разгрузки пришедших из рейсов рыбацких траулеров. Это были морские труженики, пропахшие рыбой и в многочисленных подтёках ржавчины на бортах.
Здесь же он увидел совсем другую картину.
Лайнер сверкал белизной, и его стремительные обводы свидетельствовали о том, насколько он быстроходен, а многочисленные квадратные иллюминаторы надстройки как бы показывали, что за ними скрыта какая-то тайна, которая невольно манила к себе, обещая комфорт и уют.
Слева, метрах в ста, тоже стояло пассажирское судно. Но как же оно разительно отличалось от «Орджоникидзе»!
По его виду можно было сразу определить, насколько оно старое. С его клёпаных бортов, покрытых яркими подтёками ржавчины, лопухами свисали ошмётки старой серой краски, и становилось ясно, что поставлено оно здесь на отстой и доживает последние свои годы. На остром форштевне этого свидетеля прежних веков Лёнька прочитал название: «Якутия».
Да, оно являлось полной противоположностью «Григорию Орджоникидзе», направление на который он держал в руках и на палубу которого ему через считанные мгновения предстояло ступить.
Слева от здания вокзала он без труда нашёл широкую лестницу, ведущую к заветной мечте.
Чем ближе Лёнька подходил к белоснежному борту лайнера, тем громче стучало сердце и в груди ощущался какой-то незнакомый трепет.
Подойдя к спущенному на причал трапу, он остановился, глубоко вздохнул и, взявшись за деревянные поручни, без труда запрыгнул на блестящую алюминиевую площадку.
Трап опирался на причал нижним основанием, поэтому, пока Лёнька поднимался по нему, не раскачивался. Быстро взлетев на борт, он ступил на тщательно отмытую и отполированную деревянную палубу, но не успел осмотреться, куда же он попал, как был спущен на землю грозным вопросом:
– Кто такой? Куда идём? Документы.
Повернувшись на грозный окрик, Лёнька обнаружил перед собой худощавого парня, одетого в белоснежный вязаный свитер с воротничком под горло. Высокий блондин с залихватски зачёсанным чубом и голубыми глазами не спускал с него требовательного взгляда.
Ошарашенный таким неожиданным приёмом Лёнька принялся мямлить:
– Да вот направление у меня к вам на судно, на практику меня сюда направили, – и, открыв портфель, попытался выудить из него заветную бумажку, но грозный блондин остановил его суету следующим вопросом:
– Какую практику? На палубу, что ли? Ты что, из середянки, что ли?
– Да нет … – не понимая, чего добивается от него блондин, пожал плечами Лёнька, – из ДВВИМУ я, в машинную команду направлен.
Чувствовалось, Лёнькин ответ вывел блондина из меридиана, и он, потеряв весь свой грозный вид и почесав в затылке, уже мирно поинтересовался:
– Так из какой ты роты?
– Из девятой, – с полной серьёзностью ответил Лёнька.
