Мосты с воды и вовсе божественны. Неслучайно на них по вечерам любовались с лодок десятки людей. На радость прокатчикам и назло кораблям.
Судоходство на Адроне началось еще в прошлом месяце, поэтому Гарет правил вдоль берега, чтобы не попасть под баржу или прогулочный кораблик.
От воды веяло холодом, поэтому я запахнула пальто.
– Гарет, как опера?
– Да не ходил я, – вздохнул милый. – Хотел, но в последний момент извинился перед Эльгой и предложил пойти с подругой. Она обиделась, к слову.
– Конечно, – улыбнулась я. – Я бы тоже обиделась, если бы молодой человек пригласил на свидание и не пришел. И не надо говорить, будто она просто так, за компанию, в оперу собралась.
Гарет промолчал и выровнял лодку.
Мы проплывали мимо Карательной инспекции, и я невольно взглянула на ее окна. Они полыхали золотом от солнечных лучей, будто вместо стекла вставили листы драгоценного металла.
На миг вспомнила о работе и тут же выкинула ее из головы. Все завтра: и журналист, и поездка на место убийства мальчика, и некромант. Нужно отдыхать, иначе стану алкоголичкой и неврастеничкой.
Мост короля Эстефана, а вместе с ним и центр города остался далеко позади. Мимо тянулись квадранты, заселенные «работниками умственного труда», то есть учителями, живописцами, дурными актерами и прочее, и прочее. За ними начинались дома рабочих – обшарпанные и неказистые. Набережные тоже изменились: исчезла витая решетка, ее сменила простенькая, литая. То и дело мелькали дымящиеся трубы – даже в выходной день заводы работают. Склады, доки… А сквозь робкую зелень Одисского парка видны железнодорожные пути. Они пересекали Адрон по гремучему мосту, построенному пару лет назад для новой ветки, соединившей Нэвиль с северо-западом страны.
Набережная обрывалась постепенно. Сначала исчезла каменная облицовка, ее сменили деревянные сваи, затем пропали и они.
Гарет на время отложил весла и позволил течению нести нас за пределы Нэвиля.
– Воздух-то какой! – протянула я, вздохнув полной грудью.
Гарет улыбнулся и кивнул.
Мимо нас проплывали другие лодки: не только мы катались по реке. Некоторые, особо нетерпеливые парочки причалили к берегу и самозабвенно целовались. Весна…
Подумала и перебралась ближе к Гарету. Тот обнял и прошептал, что я опрокину лодку, если не вернусь обратно.
– На скамейке же есть место! – возмутилась я. – Почему нельзя сесть тут?
– Хочешь грести? – подмигнул Гарет. – Охотно уступлю эту почетную обязанность. На корме и сидеть приятнее…
Грести я не хотела, поэтому ретировалась на корму.
Птицы заявили о себе задолго до того, как мы их увидели: они галдели на разные голоса. Казалось, не осталось ни одних зарослей, будь то камыш, ракитник или ивняк, где бы ни притаились пернатые.
Лодка осторожно скользила вдоль множества островков в пойме Адрона. Река здесь стала шире, обзавелась протоками и рукавами, которые затем все вместе вливались в одно из озер, которое, в свою очередь, питало водой другое озеро. Если бы не позднее время, мы бы туда сходили.
На берегу возвышалось несколько коттеджных поселков. У них были собственные причалы, огороженные от посягательств простых смертных. Возле них покачивались на волне легкие парусные суденышки.
Дорогое место, даже несмотря на то, что выше по течению рабочие кварталы.
Гарет выбрал один из рукавов Адрона и осторожно греб, стараясь не наткнуться на мель или не пропороть днище о корягу.
