За стеной, на узкой деревянной скамейке, мертвым сном спала измотанная Гильберта. Немыслимое количество сил отняло у неё заклинание, еще больше измотал бег по улицам, а обычная вечерняя суета вокруг женщин и младенцев, вкупе с тревогой за необычного новорожденного, просто доконали. Даже во сне она чувствовала, как болят отбитые о деревянный пол колени, ноют натруженные ступни, гудят голова и руки…
То один, то другой младенец принимались плакать, требуя кормления, и матери просыпались, и кормили их, и снова в большой полукруглой комнате наступала тишина. Не спал только Гайхаллер, с именем своего сына на губах. Он не знал, что недалеко от него, не спит его младшая сестра Скиллиан, ставшая вчера матерью. Не спит, прижимает к себе своего ребёнка, смотрит на брата и думает о страхе. Ибо то, что она задумала, было страшнее, чем если бы её сын не успел родиться.
По одной из устоявшихся традиций, которым город следовал легко и охотно (для собственного же удобства и защиты разума), новорожденные проводили со своими матерями в доме-на-площади две ночи после своего рождения, после чего счастливые отцы уводили своих жен и малышей домой. Гайхаллер-младший и тут ухитрился отличиться: он провел в комнате первого этажа только одну ночь, после чего Джаелс заявил, что ждать не собирается и заберет сына немедленно. Одиннадцать других семей, неторопливо пеленавших младенцев, только добродушно посмеивались, глядя, как он суетится и уговаривает Тамиру собираться поскорее. Чтобы не перетруждать жену, еще не оправившуюся после тяжелых родов, он ранним утром договорился с мужем сестры Кристианом Витуни вскладчину нанять лошадь и телегу у городского конюшего, чтобы на них привезти семьи домой. Кристиан воспринял идею с восторгом, не преминув, впрочем, выразить мнение о том, что и его Скиллиан достойна отправиться домой не на своих двоих, хоть их ребёнок и не вызывал в городе такого переполоха. Джаелс был готов согласиться с любым мнением, лишь бы поскорее снова взять сына на руки.
В ту пору дворы Гайхаллеров и Витуни, поселившихся после свадеб по соседству, разделяла только живая изгородь. Пока новоиспеченные матери нянчили малышей в домах, мужчины кружку за кружкой пили пиво, по очереди отправляясь в один из погребов, сгорая от желания угостить один другого, а то и любого, кто проходил мимо них по улице.
– За Витуни-младшего!
– За Гайхаллера-младшего!
В конце концов их жены, выбирая моменты, когда сыновья не ревели во весь голос (а делали они это действительно хором), начали подходить к ограде, требуя прекратить эту самочинную вечеринку, тянувшуюся с полудня до позднего вечера. Скиллиан при этом заметно нервничала и беспричинно сердилась, в то время как Тамира выглядела готовой с легкостью понять и простить непутевого муженька. Счастье переполняло ее, и глаза сияли так, что Джаелс не выдержал и сдался первым. Видимо, он устал от переживаний, бессонной ночи и сегодняшнего бесконечного празднования. К тому же, на завтра, как обычно, должна была состояться церемония посвящения и дарования детям имен. И Джаелс почти безропотно отправился вместе с женой в дом, где спал его удивительный сын. Кристиан пробовал остановить друга, но голова его гудела от выпивки и Скиллиан гневным шепотом ругала его на чем свет стоит; ему ничего не оставалось, кроме как уйти в дом. Там он, не раздеваясь, упал на постель поверх лоскутного покрывала, и пока жена снимала с него башмаки, провалился в тяжелый пьяный сон.
