Он молча кивнул и потянулся к фужеру.
– Давай помянем мою Ламарочку. Пусть земля ей будет пухом.
Не чокаясь, мы выпили. Причем Баграт залпом осушил свой бокал, а я лишь пригубил, помня о том, что впоследствии придется садиться за руль. После минутной паузы он заговорил:
– Не хотелось впутывать тебя в эту историю. Но с другой стороны, мне было бы глупо отказываться от любой помощи. Только прошу не рисковать ради меня – я этого не заслуживаю.
– Подобный тон мне уже не нравится. Ты же меня пригласил не для того, чтобы просить о помощи, а нестыковки меня самого здорово заинтересовали. Тем более, если учитывать события в Абхазии. Постараюсь по-тихому навести справки, а если подымится встречная волна, то это и станет подтверждением твоей правоты. Ты где остановился в Киеве?
– Меня поселили в гостинице «Русь». Номер 27 на 12-м этаже, – ответил Баграт и посмотрел на часы. – Пора идти в посольство. Потом меня повезут на опознание, а вечером назначена встреча с представителями местной абхазской общины. Они пообещали, что пригласят какого-то влиятельного господина – Иваном Ивановичем зовут. По словам земляков, он легко разрешает любые проблемы. А встречу в землячестве, как ты уже догадался, организовали грузины с подачи Аршба. Все стараются мне как-то помочь. Вот и ты…
Он замолчал и, поднявшись, направился к барной стойке. Там расплатился и подождал меня возле выхода. На улице мы обменялись номерами мобильных телефонов, после чего я вызвался проводить Баграта до посольства.
Должен признаться, что чувствовал себя промозгло и неуютно. И не столько из-за раскисшей погоды, сколько от сопереживания и мрачных мыслей.
– Давай созвонимся завтра утром, – предложил Кравченко, остановившись у порога дипмиссии. – К тому времени я уже буду знать, когда полечу домой. Может, и ты что-нибудь узнаешь.
На прощанье мы обнялись. Но, поднявшись на крыльцо, он вдруг развернулся и сбежал вниз по ступеням.
– Если со мной что-нибудь случится, то знай, что я не вынашиваю намерений распрощаться с жизнью, – заявил, глядя мне в глаза. – И здоровье у меня в полном порядке. Всякие там инфаркты и сердечные приступы исключаются, потому что Бог этого не допустит. И еще: мне очень важно, чтобы ты это знал. До встречи не хотел говорить, но теперь понял, что должен признаться, – он ухватил меня за плечи и выпалил скороговоркой. – В армии я был стукачом у замполита. Можешь меня за это ненавидеть, но я никогда не желал тебе зла. А дружеские отношения разорвал для твоего же блага. Почувствовал, что Аршба что-то замышляет. Только спустя годы я понял, что Рауль Джотович совсем не такой, каким мы его себе представляли. Подумай, ведь он знал обо всем! В том числе и о твоей самоволке в Ткуарчал. И все равно никакого зла тебе не причинил. Ведь правда? А после твоего отъезда он мне однажды сказал: «Я многое для себя почерпнул, наблюдая за вашей дружбой. Этот десантник мне определенно нравится». Так что прости меня, если сможешь. Если нет, то не звони…
Он отстранился и, взбежав по лестнице, скрылся за дверью. Я же остался стоять на месте в состоянии отрешенного ступора.
«Вот это номер!», – пробурчал вполголоса и «на автомате» побрел прочь.
Постепенно приходил в себя, направляясь к машине, оставленной с утра возле супермаркета «Сельпо». Мысли все еще путались в отяжелевшей голове, будто перелистывались странички воспоминаний с правками на полях после сегодняшней беседы. И все же известие о том, что гордый и принципиальный Кравченко оказался надежно законспирированным сексотом
