Девятьсот восемьдесят восьмой - страница 17



– Баламошка! Ты дома?

Наверное, он так увлекся этим внутренним диалогом с самим собой, что не сразу услышал Курьяна. Во всяком случае, раньше тот никогда не позволял себе заявляться вот так, без приглашения. Несмотря на дружеские отношения, которые почти сразу установились между ними, мужик почему-то всегда был очень предупредительным по отношению к нему, иногда даже чересчур. Эта его черта долго была непонятна Марселю, и однажды он даже задал этот вопрос приятелю:

– А чего это ты ко всем без приглашения вламываешься, а меня каждый раз зовешь из-за калитки? Боишься, что ли?

– Не то чтобы боюсь… – Курьян отчего-то замялся.

– А что тогда?

– Не знаю, как сказать, чтобы не обидеть тебя.

– Говори, как есть. Это самое верное.

– Ладно. Ты не такой, другой. Не чужой, но другой. Трудно объяснить.

– И что же во мне не так? – удивился Марсель.

– Да все.

– Ну, допустим. И что, из-за этого ты стесняешься ко мне в дом зайти?

– Ты будешь смеяться, друг, но – да, стесняюсь. Как девка перед первой брачной ночью.

Решившись наконец на такое признание, мужик вздохнул с облегчением и расхохотался, и Марсель, не сдержавшись, присоединился к нему. Этот разговор так и остался между ними, но, несмотря на это, Курьян продолжал звать друга, пока тот не выглядывал в окошко или не выходил на крыльцо. Только после этого гость решался войти. Должно было произойти что-то невероятно важное, чтобы упрямец изменил своим привычкам.

– Курьян? – Историк окинул взглядом посетителя, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и только после этого поинтересовался причинами вторжения: – Случилось что?

– Ничего такого. Но у меня к тебе просьба.

– Такая, что ты не мог подождать? Ну, говори, раз так.

– Не встречайся ты с этим греком, или как его там называют. У меня предчувствие плохое.

– Вот тебе раз. С чего бы это вдруг у тебя – и предчувствия?

Марсель был одновременно удивлен и не на шутку обеспокоен таким заявлением. Что могло заставить Ку-рьяна, который никогда не был суеверным, вспомнить о такой невесомой субстанции, как предчувствие?

– Расскажи-ка мне поподробнее о том, что это вдруг взбрело тебе в голову. – Марсель решил, что прежде, чем дать ответ, просто обязан был хотя бы выслушать друга.

– Не поверишь, но после того, как ты ушел, как-то мне стало неспокойно. Хотя Михайло с остальными мужиками вроде бы остались довольны твоими словами.

– Так не ходи никуда и ничем не занимайся, авось пройдет. Что тебя беспокоит? Поведай уж наконец, не томи.

– А вот что. Большие перемены идут, это все чувствуют. Ты думаешь, мы не понимаем, зачем Владимир новых богов на престол возвел? Дело ясное – человеку мало повелевать своей дружиной, он хочет всеми управлять.

– Разве это не так?

– Как тебе сказать… Вроде бы и так, да не совсем. Сегодня один князь, а завтра – другой. И каждый правит по-своему.

– Может быть, это и не плохо вовсе? – Марсель грустно усмехнулся – его собеседник говорил вполне разумно.

– Кто знает? Однако одно дело, когда человек приходит к тебе и говорит, мол, так и так, хочу объединить всех под своей властью, чтобы оградить вас от врагов со стороны. Будете жить со мной в мире и достатке. Таким разговорам мы всегда рады. Но ведь князь поступает иначе. Играет с нами, будто мы дети малые. Понавтыкал истуканов, думал, наверное, что это на нас подействует. Но наши боги и не такое видывали, ничего, переживут. Выходит, не получилось у него ничего. Теперь, думается мне, он новую пакость какую-то затеял. Я слышал кое-что о греках и их боге. Говорят, там свободой и не пахнет. К тому же многие здесь помнят покойного князя Аскольда, который тоже был из этих. А Владимир – он посерьезнее Аскольда будет. Настырный князь, молодой, горячий. Ох, боюсь я, что добром это не закончится.