Он помнил только, что мирно спал на пляже в Александрии под зонтиком у старого и в высшей степени любезного египтянина; он был подавлен и разбит после печальных событий последних недель; он отлично это помнил, но ведь этого явно недостаточно, чтобы очутиться на больничной койке?
Он дотронулся до горла. Что-то случилось на пляже.
Кажется, в Южной Италии, откуда он приехал, ему тоже довелось проваляться несколько дней в больнице с переломом ребер. Кажется, это случилось потому, что он в очередной раз стал одним из главных действующих лиц каких-то трагических событий? Кажется, все кажется…
Он не хотел думать. Он знал, что воспоминания окажутся слишком болезненными.
Одно не вызывало сомнений: он в Египте, в Каире.
Он считал капли, которые равномерно падали и переливались в его вены. И незаметно задремал.
– Как вы себя чувствуете, мистер Дрюм?
Он похлопал глазами и рассмотрел молодого врача у постели.
– Ну-у, – он даже не знал, что ответить.
– Я доктор Эрвинг. Вы потеряли много крови. Вряд ли будет преувеличением, если я скажу, что в вас вообще не оставалось ни капли крови. Если бы рана оказалась не два, а три миллиметра шириной, и если бы не доктор Бенга, то быть вам сейчас в гораздо более прохладном месте. Шрам у вас на шее почти не будет заметен, просто тоненькая полоска. Думаю, вам перерезали горло бритвой.
– Так вот оно что.
Бритва. До приезда в Египет его еще не полосовали. Совсем неплохо для разнообразия.
– Вас поместили в реанимацию в Александрии, но когда выяснилось, что ваша жизнь вне опасности, вас тут же перевезли в английский госпиталь, в Каир. Вы должны полежать несколько дней, чтобы восстановить силы. Кроме того, у вас перелом ребер, но они уже начали срастаться. В остальном же вы в хорошей форме.
– Да что вы?
Врач отошел к столу, позвенел какими-то инструментами и сделал запись в журнале наблюдений.
– Стакан с водой, – Фредрик говорил медленно и внятно. – Будьте любезны вылить воду в раковину. Это может быть яд.
Врач озадаченно нахмурился, но все-таки вылил воду в раковину. И тут же вновь наполнил стакан.
Кран по-прежнему протекал.
Через час принесли еду. Он съел немного фруктов, несколько маслин и кусочек белого овечьего сыра. Заснул и через четыре часа проснулся от голосов в палате. Он слушал, не открывая глаз.
– Дрюм уже успел связаться с учеными из окружения Захарии Сичины?
– Понятия не имею.
– А он когда-нибудь делал официальные заявления о находках полковника Говарда Вайса? Я имею в виду комнату Дэйвисона.
– В «Эпиграфикал Спектрум» он высказал сомнение в истинной ценности надписей.
– Ничего другого и не следовало ожидать. Что же ему тогда здесь понадобилось?
– Не забывайте, что он приехал не сюда, а в Александрию.
Фредрик чуть разлепил ресницы. Он никогда раньше не слышал этих голосов и не видел этих людей. Один из них был коренастым темноволосым крепышом с огромной бородой и в очках в стальной оправе. Другой – высокий и худой, лысоватый, с большой родинкой на левой щеке. Брюки цвета хаки велики как минимум на два размера. Обоим под пятьдесят. Причин просыпаться Фредрик не видел.
– Он один из лучших в мире.
– Удивительный народ эти норвежцы. Сначала Тур Хейердал, теперь Фредрик Дрюм.
– Он отличный специалист. Многие университеты жаждут заполучить его в профессора. Кроме того, я слышал, он еще и знаток вин. Мило. Но нам пора. Встреча с Саладином через полчаса.
