Музыканты прибыли вскоре после дополнительной обслуги. Рано утром нанятые по случаю приема служанки и повариха Дэйвенпортов деловито вошли с бокового хода, чтобы подготовить особняк Тремейнов к празднеству. Все они поклялись хранить молчание насчет того, что ресурсы семьи иссякают. Без тканей с фабрики главный источник прибыли Тремейнов был фактически перекрыт. О повышении арендной платы в общежитии Тремейнов не могло быть и речи, так что эти деньги едва покрывали стоимость здания.
А предвыборная гонка не могла ждать. Как не мог ждать и отец Руби.
Девушка оделась без помощи Маргарет, пытаясь выбросить из головы мрачные мысли. Платье облегало ее фигуру и было несколько более скандальным, чем могла бы одобрить мать. Но внешнее благополучие было превыше всего, и одеться по последней моде было в духе Тремейнов, даже если для этого пришлось пожертвовать платьем, сшитым в прошлом сезоне. Руби сделала высокую прическу, чтобы открыть длинную шею и изящные плечи.
Она чувствовала себя драгоценным камнем. И все же чего-то не хватало.
Руби посмотрела на свою голую шею и нахмурилась. Она бросила взгляд на дверь за спиной, опасаясь, что может прийти мать.
«Только разок полюбуюсь», – сказала она себе. Девушка подняла крышку шкатулки красного дерева, стоявшей на комоде. Послышалась музыка. Нежная мелодия напомнила ей колыбельную. Руби отодвинула в сторону сережки и хрупкий золотой крестик на цепочке. Аккуратно приподняла дно шкатулки. Свет заблестел на грани рубина, спрятанного в тайном отделении. Камень был великолепный, в форме слезы.
При виде его у Руби, как и всегда, перехватило дыхание. Камень-тезка был подарком от матери и отца на ее шестнадцатилетие. Это было до того, как мечты стали для них важнее счастья. Еще раз быстро глянув на закрытую дверь, Руби взяла колье за концы замкá-карабина.
Темно-красный камень улегся в ложбинку на ее горле. Он был точно в цвет роскошной ткани платья. «Он бы сейчас подошел идеально», – подумала девушка с грустью, которую она хотела бы проглотить, но не могла. Отец решил баллотироваться в мэры из благородных побуждений. Но Руби не могла сдержать горечи, которая вздымалась внутри оттого, что ей приходилось прятать самое ценное, что ей когда-либо принадлежало. Это мучило девушку почти так же сильно, как и ожесточение, которое она почувствовала, когда родители попросили ее продать рубин. Как они могли? Это был подарок от них, а не какая-то безделушка. Камень был величественный, восхитительный, оправленный в золото. Идеальное отражение ее собственной уверенности в себе (в те моменты, когда Руби не ощущала себя второй скрипкой рядом с лучшей подругой). Стоило ей взять подарок родителей, а тем более надеть – и она чувствовала себя смелой и сильной.
Руби ничуть не сожалела о том, что заложила вместо рубина ожерелье матери. Так ей и надо: нечего было просить такое от родной дочери. А то, что мать так и не заметила пропажи, только подтвердило, что Руби приняла верное решение.
Музыка смолкла, и во внезапно повисшей тишине девушка услышала шаги за дверью. Она увидела, как ручка поворачивается, и завозилась с застежкой. Прятать рубин было уже поздно. Но нельзя было, чтобы кто-то узнал, что Руби его не продала. Камень и тонкая цепочка исчезли под вырезом платья.
