Пять дней назад, на границе вонючих топей, когда опустевшие повозки уже отправились обратно в Скара, Глири построил отряд и лично обыскал всех. Должно быть, груда орехов так и осталась лежать там, у погасшего кострища. Квазимодо, как и все, набрал нутта у последней плантации. Жадничать не стал – ограничился небольшим мешочком. Только не вздумал, как многие другие, сыпать орехи в кошель вместе с серебром или прятать в срамном месте. С чистой совестью раскрыл перед сотником мешок, снял рубаху и спустил штаны. Высыпал стрелы. Покорно снес ругательства за лишнее имущество в походном мешке. Глири, с победным видом стоя у груды нутта, скомандовал выход. Следил за тем, как отряд входит в залитый водой лес. Квазимодо поскользнулся и нелепо упал в первой же луже. Под смех и насмешки с трудом встал, придавленный станиной, с ногами и руками в комьях липкого ила. Жалко пытался отряхнуться. Глири сзади заорал, обзывая криворожей жабой. Квазимодо отер вымазанные руки о еще чистую рубаху (припрятанный заранее в луже мешочек с нутом оказался за пазухой), подхватил скользкое копье и занял свое место в колонне. Всем было очень смешно – тогда вояки еще могли ржать как лошади.
Сейчас оставшийся у вора нутт вполне помог бы помочь организовать бунт в отряде. Можно чужими руками утопить в грязи Глири, перерезать глотки десятникам и на пару дней стать богом для подыхающей без драгоценных орешков паствы. Но Квазимодо не собирался совершать подобные глупости. Глири – единственный, кто может вывести отряд из болот. Скотина-сотник и этот тип, что ведет отряд, сейчас были для молодого вора ценнее, чем все серебро мира.
Поравнявшись с особенно яркой цветущей лианой, Квазимодо подбросил поудобнее на спине станину. Вообще-то тренога крепилась удобно, правильно подогнанный походный мешок смягчал давление на поясницу, ремни плотно притягивали станину к телу. Мешали только растопыренные лапы станка, частенько задевающие низкие ветви. Но как же хотелось сбросить проклятую конструкцию в воду, разогнуться и свободно втянуть в легкие пусть и ядовитого, гнилого воздуха.
Нет уж, попытку избавиться от оружия Глири пресечет безжалостно. Вчера сотник отправил на тот свет двоих: «желтка», не смогшего встать после обеденного привала, и солдата с «Огненного змея». Солдат глупо сорвался, начал визжать, оповещая всех – мол, все равно погибнем, надо поворачивать, пока не поздно, или все в три дня передохнем. Как будто бойцы и так не видели, к чему дело идет. Паникера повесили почти не останавливаясь. С этим Квазимодо был вполне согласен. Останавливаться – поздно, бунтовать – бессмысленно. Глири не остановится, пока не выполнит приказ или пока сам не околеет. Если околеет – будет еще хуже. Квазимодо присматривался к проводнику и не чувствовал к этому человеку ни малейшего доверия. Вести-то он ведет, но о чем думает, стурворм его знает. Непонятный. С такими Квазимодо серьезных сделок предпочитал не заключать.
А вот «желтка» Глири вчера рубанул зря. Ну не мог носильщик встать – зачем ему голову сносить? Глядишь – посидел бы, передохнул, догнал бы отряд. А не догнал бы – стал бы чьим-то ужином. Тоже полезно: те из «желтков», кто еще ноги передвигает, целее бы остались. Нет, мечом по шее – это не по-хозяйски.
Кроме вчерашних двоих, за четыре дня пропало шесть человек. Четверо носильщиков и двое из моряков. Беспокоило то, что никто не понял, куда они делись. Трое пропали ночью. Без шума, без криков. Квазимодо сомневался в том, что они оказались настолько безумны, чтобы решиться в одиночку повернуть назад. Моряк и один из «желтков» пропали днем. Их и хватились-то не сразу. Глири совещался с десятниками и с «серыми», но, похоже, и профессионалы охраны толком ничего не поняли. Видно, чуть отстал морячок по нужде и навсегда канул в вонючую грязь. Еще одного бедолагу-носильщика ужалила змея. Этот отмучался быстро.
