– Брат Игорь? – вскинул брови Иван Николаевич. – Впервые о таком слышу. Да, когда я повзрослел, мама рассказала мне о Раисе и Федоре, но упомянула, что они погибли в автокатастрофе. Но на меня история особого впечатления не произвела – я этих людей не помню, не знаю. Не та мать, что родила, а та, что воспитала и на ноги поставила. У меня были самые лучшие родители, Николай Филимонович и Фаина Викторовна. И брат в придачу. Он музыкант с мировым именем, постоянно на гастролях, редкий гость в Москве. Очень люблю и уважаю Витю, он мой лучший друг, родной человек, горжусь им. И поэтому никогда не распространяюсь о кровных родственниках. А кто такой этот Игорь? Из твоего рассказа следует сделать вывод, что он захребетник, лентяй. Ничего пока не добился, прикидывается гением, но это не комильфо. Не испытываю желания общаться с мужиком.
– У нас со Степаном такая же позиция, – призналась я. – Но есть нюанс. Елизавета – активная женщина. Когда она поняла, что мы с мужем не горим желанием ей помогать, со слезами на глазах сказала: «Очень не хочется, вот ни малейшего желания нет доставлять Ванечке неприятности, ведь он был любимым сыном моего Феденьки».
– Любимым сыном, – повторил Иван. – Настолько любимым, что до восемнадцати лет я и не подозревал о существовании папочки. Об алиментах молчу. Мои настоящие папа с мамой, те, которые меня воспитали, их никогда не получали.
– Далее она прибавила: «Но у меня не остается другого выхода, кроме как обратиться к прессе. Дам интервью холдингу «Болтун», расскажу все-все! Про самоубийство Раечки, про то, как директор ткацкого комбината выгнал нас с Феденькой из Москвы, о наших с мужем адских муках из-за Ванечки».
Зарецкий стукнул кулаком по столу.
– Какие такие адские муки могут быть из-за меня?!
Я продолжила:
– Федор и Елизавета ну очень переживали за тебя, когда их вынудили бросить тебя в Москве. Их общий ребенок Игорь ночами не спал, ручонки к фото братика тянул, рыдал: «Где мой Ванечка?» Гарик получил травму на всю жизнь, поэтому до сих пор не способен выбрать свой путь! Страдает от горя, разлуки.
– Издеваешься? – прищурился Зарецкий.
– Цитирую Елизавету. Сейчас ситуация такова. Женщина обожает сына, а тот куда-то делся. Морозова в тревоге. Не исключаю, что мужчине надоела заботливая мамочка, и он просто утек от нее и адреса не оставил. Задушила его мать своим горячим чувством. Или с гением случилось нечто нехорошее.
– Или он попросту пьет где-то водку и жрет за чужой счет шашлык, – высказался Зарецкий.
– Все названные варианты возможны, – кивнула я. – Но если мы откажемся работать с Морозовой, она прямиком порулит в «Болтун». А там обрадуются – ну наконец-то у них ведро дерьма на белого и пушистого Зарецкого! Мать ему – не мать, а биологическая родительница из окна выбросилась. Отец – не отец, настоящего папашу выгнали из Москвы. С родным братом дел Иван Николаевич иметь не желает. Несчастный Игорь от переживаний лишился возможности работать.
Я посмотрела на Зарецкого.
– Продолжать?
– Не надо, – отмахнулся Иван. – Что предлагаешь?
– Попробуем найти великого гения, – улыбнулась я. – Елизавета не сумела назвать его друзей. Вспомнила лишь, что сыну часто звонил Базиль Московский-Достоевский.
