Она продолжала говорить:
– А ещё я была поражена этой девочкой с Абакана. Приехать за столько километров, только чтобы увидеться с тобой! Бросить все свои дела… Это дорогого стоит. Я давно знаю людей. И совсем не понаслышке… – Она усмехнулась. – Раньше такие поступки были сплошь и рядом. А сейчас… Редкость. Я поражена ей. Правда…
Она говорила о моей давней коллеге, подруге. Мы познакомились с ней несколько лет назад в командировке. Это просто шедевральный человек! «Бомбический»!
– Ты даже не представляешь, насколько мне было приятно! Согласись же, она классная! – Меня радовало, что она разделяет мои мысли об этом человеке.
– Да. Она классная. А какой у неё голос… Я стояла в углу и наблюдала, как она пела. Знаешь, что самое интересное?! Я вспомнила её… – Она замолчала.
А по моей спине пробежала дрожь…
– Я видела её однажды. Ей дали огромный дар при рождении. Голос. А потом ей дали второй шанс, чтобы использовать этот дар… – Она вдруг стала серьёзной: – Скажи ей! Её голос – он принадлежит не только ей. Но и людям… Пусть её услышат. Пусть она поёт. Скажешь?
У меня похолодели руки. Никогда ещё она не передавала что-либо людям через меня.
– Скажу.
Она опять смягчилась:
– Спасибо тебе. Что взяла меня с собой.
Я улыбнулась.
Она хитро и совершенно по-детски посмотрела в мою сторону:
– С меня благодарность, а с тебя рассказ. Напиши про эту девочку. Она того стоит…
Я кивнула. И пообещала, что напишу. Я училась у неё… А она у меня. Эмоциям. Чувствам. Восхищению. Я смотрела на неё, и меня радовали происходившие в ней перемены…
История шестая
Вирус откровенности
Я лежала на кровати, завернувшись с головой в одеяло. На душе было тоскливо. Два дня назад я уволилась с работы, чтобы больше времени уделять своим книгам. Я была абсолютно уверена в правильности этого решения. Но сегодня эта уверенность почему-то пошатнулась.
Слёзы вместе с жалостью к себе буквально затопили все мои мысли.
– Вот дура… И что я буду делать с этими рассказами и книгами? Тоже мне, великий писатель…
Я не особо любила с кем-то делиться своими переживаниями. Вот и сейчас, ещё плотнее завернувшись в плед, тихонько поскуливала.
Вдруг я ощутила лёгкий толчок в спину. Я немного стянула одеяло и, повернувшись, посмотрела на толкающего. Чёрный балахон… Длинная трость… Пустые глазницы… Было отчего удивиться. Но я почему-то не удивилась. Привыкла к её периодическим визитам.
Только протянула обиженно:
– Больно ведь!
– А валяться ленивым мешком тебе не больно!
Если бы у неё были брови, то она бы их сейчас явно нахмурила…
Она ещё раз ткнула в меня своей тростью. Чувство обиды подкатило к горлу.
– А что мне делать? Рассказики эти дурацкие писать? Так они меня не накормят… Кому они нужны?
Я начала всхлипывать, шмыгая носом.
Она подошла к окну и, бормоча себе под нос: «Вот дурная-то…», раскрыла шторы. Влетевший в комнату ветер развеял её балахон.
– Всё, Писака, хватит себя жалеть! Вставай. Ты даже не представляешь, как я жду чего-нибудь новенького.
Я резко села на кровать и удивлённо спросила:
– Правда?
Она улыбалась пустым ртом:
– Правда. И с чего ты решила, что твои «рассказики» должны тебя кормить? Они принадлежат вовсе даже не тебе. А людям. Это ты должна кормить свой дар. А не он тебя.
Я смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Она говорила резко. Но может быть, это именно то, что мне и было нужно?!
Я встала, пошла в ванную и умыла от слёз лицо.
