Приближаясь и отдаляясь…
Подняться Дитфриду удалось без труда только тогда, когда звук раздался прямо за его деревом.
8
Уже около посёлка, мальчик попытался остановиться, но получилось только упасть. Причём, не самым лучшим образом.
С вывернутой кистью левой руки, Дитфрид смотрел на небо.
На нормальное голубое небо, а не на бездонную белизну… Вот только там он не чувствовал боль… а сейчас, эта боль гулко пульсировала в лёгких. Печень грозилась взорваться, а желудок опорожниться… Дитфрид перевернулся на бок, не сдерживая ручьи слюны.
«Это лучше рвоты… Это не отключит от внешнего мира.».
Светлое утро середины третьей недели августа погладило Дитфрида потоком прохладного воздуха. Ветром это было сложно назвать…
…Её лицо, как и она сама, не покидали мысленный взор. Мальчик не хотел закрывать глаза, но не моргать было тяжелее, чем не плакать. Слёзы стояли в горле, заняв очередь чуть раньше рвоты… ещё у дерева.
Дитфрид думал о ней. Ничто не говорило ему о том, что она его мать. Ничто, кроме существа… и её лица. От него, мальчику было больнее всего.
«Такое мягкое, милое, красивое и измученное…».
…Дитфрид начал очень медленно, каждую третью секунду замирая, подниматься. Сил, как и желания возвращаться, не было. Единственный плюс возвращения, это душ. Душ и чистое бельё. Для телесного комфорта, Дитфриду большего не требовалось.
9
Пока ватные ноги несли «высушенное» тело до дома, глаза несколько раз видели багровое существо. Снова с трупным оттенком. Всего на долю секунды… Мозг же, игнорировал это, сосредоточившись на цели – «Дойти до дома».
Параллельно, лицо – матери, – снова и снова показывалось перед глазами. Сейчас, Дитфрид намеренно закрыл глаза, предварительно остановившись. Теперь она была такой же, какой он увидел её до выворачивающего звона.
«Это лицо ангела… Падшего ангела… Падшего, потому что она связалась с Матисом. Падшего, потому что умерла – Дитфрид не сомневался, что его мать мертва, – не естественным путём. Падшего, потому что оказалась никому не нужна. Ни Матису…»
Рука схватилась за калитку и потянула её на себя.
«Странно, я же закрывал…».
Ноги медленно, с лихорадкой в коленях, добрались до ванной комнаты.
Выбросив одежду в угол душевой, – такой слой грязи кидать в стиральную машинку, было самоубийством и для мальчика, и для машинки, – Дитфрид включил воду… Тёплый, почти горячий душ, расслабил мышцы тела.
Дитфрид чувствовал себя так, словно выполз из туго затянутого рулона колючей проволоки… а это почти так и было.
10
В третий раз, проснуться оказалось не страшно… и практически не больно.
Несмотря на то, что теперь мальчик чувствовал, что это у него по кругу вспорот живот, а по позвоночнику течёт, как он наконец-то вспомнил, густая венозная кровь. Несмотря на то, что лицо матери вызывало всю ту же жалость, боль и тоску, мальчик был рад проснуться в мягкой, чистой постели, будучи чистым.
«Ещё бы Throbbing Gristle включить и можно быть на какое-то время полностью довольным…» …Но Дитфрид не хотел вылезать из-под одеяла.
На часах было почти два часа дня. Домой он пришёл в семь часов и сколько-то минут утра. В это время все спали, и никто не услышал возвращения старшего… Как, собственно, и ухода.
Дитфрид повернулся лицом к компьютерному столу. Тело практически не болело, за исключением грудной клетки и затылка. На первый взгляд вывихнутая кисть левой руки, теперь спокойно выгибалась во все стороны без намёка на неудачное, утреннее пикирование.
