Дикарь и лебедь - страница 23



– Постой, – кое-как выдохнула я, опершись на локти. – Клык.


Шаг его сбился, но он так ничего и не сказал, так ничего и не сделал – просто растворился в ночи.

* * *

Когда он ушел, повисла оглушительная тишина – она отняла у меня тот драгоценный воздух, который все еще оставался в легких.

Пошатываясь, я поднялась с земли, стряхнула пыль с волос и приказала влаге, подступившей к глазам, высохнуть.

Я поцеловала его. Он поцеловал меня.

Это было не просто запрещено. Без доказательства, что отношения начались еще до второй войны, связь с багровыми теперь считалась государственной изменой.

Но меня пугало не это. Нет, больше всего пугало поселившееся внутри чувство опустошения, словно он отнял у меня то, чего я не могла описать, не могла осознать – и сомневалась, стоит ли даже пытаться.

То, чего я, возможно, уже не смогу вернуть.

Возле устья пещеры я опустилась на четвереньки и выползла наружу, но, заметив что-то в траве, остановилась. Подойдя поближе, я пнула туфелькой матерчатый мешочек.

Из него высыпались перченые орешки – мне даже принюхиваться к ним не пришлось: чужеродный запах и так висел в воздухе. В наших землях такого не ели.

Потому что такое ели там.

Мир съежился и искривился, мысли, что затуманились по вине Клыка, мгновенно прояснились.

О, звезды. Он ведь…

Оглянувшись на вход в пещеру, я глубоко вдохнула и пошла по следу чужих запахов, тех знаков, что упустила ранее, ибо была целиком поглощена попытками опомниться и взять себя в руки, которые позже пришлось повторить – уже по вине Клыка.

Из лесной чащи донесся вой, и я побежала со всех ног, зная, что не успею, зная, что до источника воя еще много миль и что мой единственный шанс успеть – это перекинуться.

Что я и сделала – сердце взбрыкнуло и на секунду замерло у меня в груди.

Кровь взревела и загудела, зрение помутилось, чувства резко обострились – раньше, перекинувшись обратно, я часами страдала от рвоты. Неуклюжая из-за паники и с непривычки, я чуть не влетела головой в дерево, но все же успела расправить крылья и, обогнув его, устремиться ввысь.

Я поднималась все выше и выше, и за считаные минуты кроны деревьев остались далеко позади. Слева от меня над замком взошла луна, но я летела на юг, вдоль лесной чащи и зеленой поросли, что окаймляла ущелье.

Краем глаза я заметила, что от городка за воротами замка исходит мягкое оранжевое свечение; в деревушках, расположенных между городскими стенами и лесами, что проплывали подо мной, было сонно и темно. Картина менялась по мере приближения к Эррину, человечьему королевству на материке, расстояние до которого, казалось, никак не хотело сокращаться. В свете звезд поселки, фермы, крошечные города и старая шахта казались пустыми оболочками, обителью тьмы, над которой уже никогда не взойдет солнце.

Быстрее. Нужно было лететь быстрее.

В юности я поднималась в небо бесчисленное множество раз, пока училась делать это незаметно, управлять своим даром, который родители скорее считали проклятием, – но никогда не летала так быстро. Ледяной, пробиравший до самого пуха ветер бросался на меня, пытался развернуть обратно – на север, домой. Но мне нужно было на юг.

Не в силах совладать с собой, я посмотрела вправо, на ущелье за лесами – туда, где острые скалы и деревья были четко различимы даже в ночи. За ними лежали земли Вордана. Богатые, лесистые, мрачные. В сердце страны, как россыпь далеких звезд, мерцали огоньки – город, а через реку от него дворец, что надзирал за Ворданом с северной его окраины.