Вдоль края мантии пунктиром пролегла золотая строчка. Я стиснула зубы, но порыв одолеть не смогла. Знание – сила.
– Можно кое-что спросить?
– Спросить можно, но ответа я тебе не обещаю.
Я вздохнула, а он, не выпуская мою руку, отшвырнул мантию в сторону и на ее место положил большое пальто.
– Увечья, пытки, запугивание…
– Политика навевает на меня скуку… – сказал он. – Если тебе очень надо знать, у меня назначена встреча с дядей и двумя моими… – Он наморщил нос и задумался. – Пожалуй, проще всего назвать их друзьями.
Не знаю, была ли это попытка пошутить, или он и правда до сей минуты не осознавал, что эти так называемые друзья – действительно его друзья.
– С дядей? – переспросила я, когда он убрал законченное пальто и достал платье. Я мало что знала о том устрашающем генерале, который, вроде как приходился убитому правителю Вордана братом и лучшим другом. Знала только, что он был жесток, безжалостен, прожил не одну сотню лет, но так и не обрел свою половинку.
Король хмыкнул:
– Да уж, Серрин когда-то был по-настоящему гнилым типом, но теперь, боюсь, самый гнилой – это я. – Он вскинул лицо, сверкнул зубами. – Мучительная потребность быть первым – мое проклятье.
До чего гадкими созданиями были его дядя и те существа, которых багровый наглец называл друзьями, я и представить не могла.
– Полагаю, один из них и есть истинный Клык.
– На самом деле зовут его Клементом, – король ухмыльнулся, глядя на платье, – но он, конечно, ненавидит это имя, поэтому мы всегда называли его Клыком.
Я взялась за следующую вещь, а он переплел свои пальцы с моими. Я притворилась, будто не заметила этого мягкого, нерешительного жеста. Он взглянул на меня исподлобья:
– Ты знаешь, как меня зовут?
– Кровавый властитель.
Его длинный прямой нос сморщился.
– Король волков.
Он кивнул:
– Теплее. – Багровый поскреб щетину на подбородке – от этого звука я вся напряглась – и вкрадчиво спросил: – Но как меня назвали при рождении, Опал?
– Дейд Волькан, – прошептала я, сама не зная почему, и отвела взгляд.
Повисла тишина. Король кашлянул и достал очередную вещь, все еще держа меня за руку. Он опустил голову, и высокий ворот плаща коснулся его остроконечного уха.
– Мать умерла до того, как успела дать мне имя, но дядя знал, между какими она выбирала.
– Каким было второе? – Меня одолело любопытство.
– Он мне так и не сказал, до сих пор секретничает, – шумно выдохнув, ответил король. – Надменный говнюк.
Расспрашивать его о матери, о том, как та умерла, было бы неуместно – наши руки соприкасались, тепло, исходившее от наших тел, впитывалось в лежавшую между нами ткань и нагревало комнату.
Мы молча обрабатывали одну вещь за другой, и Дейд, похоже, был не против тратить время на столь заурядное дело. Что было удивительно, поскольку он, как я уже знала, умел творить не только мелкие бытовые фокусы.
Когда последний предмет одежды отправился в стопку с готовыми вещами, я не удержалась и спросила:
– Я думала, что кровавые фейри не обладают даром чинить. Что подобное не только ниже вашего достоинства, но и вообще за пределами ваших возможностей.
Король Вордана встал, потянулся и, холодно усмехнувшись, подошел к окну.
– А я ничего и не чинил, лебедушка. Только открыл ворота для твоего дара, и ты все сделала сама.
Дейд растворился в воздухе, прежде чем я успела спросить, что он имеет в виду, а секундой позже рассеялись и языки тьмы, оставшиеся после его исчезновения.
