Один из них выскочил за дверь, а второй остался. Рядом со мною что-то зазвенело.
– Прости… Всё, что есть…
И он тоже покинул мой хлев, а меня покинуло сознание.
Очнулась я лёжа на настоящей постели, пахнущей травами и цветами, а не на подстилке, под тёплым одеялом, а не под шкурой. Меня знобило.
– Пришла в себя. Слава Светлейшей! На попей, деточка… А всё я виноват, старый дурак… Как чувствовал, что не нужно было отпирать тот замок! Но нет, эта крайгэ Крамма: "Пусть поработает, пусть поработает"… И что мне теперь с тобой делать? Великий Тиулэ вернётся только через луну, а я тебя уже чуть не убил…
– Не… вините… себя… – еле открывая рот, произнесла я. Видимо, подонки, которые меня изнасиловали, своим ударом мне вправили вывихнутую челюсть обратно, и теперь она могла шевелиться, хотя скулы ужасно тянуло. Но я смогла хоть на немного открывать рот.
– Ты прости их, деточка… Когда сифэйн возвращается из патруля, он сам немного похож на крайгэ, пока не сбросит с себя тёмную энергию, она в них тогда бурлит через край… В тот вечер не каждому из них достались тирайи, поэтому тебя и… Кто учил тебя разговаривать?
– Мать… отец… – мне не понятен был вопрос мужчины, но я ответила так, как ответило бы большинство из людей.
– Странно, как странно… Сифэйны оставили для тебя откуп, посмотри сюда!
Я кое-как повернула голову, шевелиться было очень больно. Адреналиновая горячка прошла, и каждый мой мускул болел, но живот больше не тянуло, и между ног не саднило.
Рядом со мной, на небольшой тумбе стоял кувшинчик, видимо, с тем питьём, что мне дал Мирно, и на блюдце лежали золотые кольца с крупными камнями, кругляши, похожие на огромные монеты, и ожерелья из чего-то похожего на розовый жемчуг.
– Мне… ничего… не нужно… – чётко проговорила я, – особенно от них!
– Деточка, ты не понимаешь…
– Я… ничего… не возьму…
И отвернулась к стене. Мне стало мерзко на душе. Вот зачем привозят в крепость молодых женщин! Чтобы ублажали этих… сифэйнов! А они побрякушки им за это… или обувь! Вспомнилась Смилтэ. Вот как она заработала себе свою обувку! Мне одновременно захотелось и смеяться, и плакать. Мои плечи затряслись, а из глаз потекли слёзы.
– Как знаешь…
Мужчина за моей спиной вздохнул, и я услышала удаляющиеся шаги и скрип двери. Аккуратно оглянувшись, я увидела на тумбе оставшиеся побрякушки, но трогать их не стала, а взяла кувшинчик и сделала пару глотков. А потом, осторожно взяв за край блюдце с золотом, подтолкнуло его к краю и скинула с тумбы.
Бабушка говорила, что продавать себя, своё тело, душу, должностные обязанности – низко и недостойно настоящей личности. В этом вопросе я была с ней полностью единодушна. После этого мне стало значительно легче, и я уснула пусть и неспокойным сном, но тем, который мог меня исцелить.
Следующее пробуждение запомнилось мне вытянутыми лицами нескольких девушек, зашедших ко мне, чтобы убраться в комнате, где я находилась.
– Доркхайя не притронулась ни к чему…
– Теперь её позовут на выбор?
– Не знаю…
– Работайте молча, она всё понимает…
И девушки замолчали. А я действительно слышала их перешёптывания, но, как раз, ничего и не понимала.
– Поешь, – одна из них подала мне чуть позже горшочек с приятно пахнущей густой похлёбкой и небольшую деревянную ложку.
– Благодарю, – непроизвольно вырвалась у меня. Девушка шарахнулась, как от испуга, а в комнате кто-то произнёс:
– Дилуанэ!
