– Отчего же?
– Поверьте, есть причины, – вставил Ухмарь.
– Находясь в Нетронутых землях, Вы, верно, слухом не слыхивали о появлении неведомой хвори, поражающей путников?
Бродяжница не слышала, но инстинкт подсказывал верить Аристарху.
– Расскажите.
– Распознать её сложно, она подобна обычной простуже. Голова горит, руки-ноги стынут. Несколько дней агонии – и Великая Мать неминуемо прибирает хворого в свои чертоги.
Бродяжница пренебрежительно пожала плечами:
– Есть хвори, уносящие в Её царство и попроворней. В лютый мороз замёрзнуть намертво можно за одну лишь ночь.
– Ваши сомнения понятны. Но напасть, о которой мы толкуем, проявилась впервые только весной, и весьма близко к Акайду. Люди уходят к Великой вовсе не от лютого холода. Обычную простужу с лихорадкой легко врачевать, и, коли делаешь это умело, облегчение скоро. Врачевание новой хвори обычными средствами не поможет. Потому как совпадают лишь видимые глазу симптомы. Природа хворей различна.
Ухмарь внимательно слушал друга, хотя, уж наверное, и без того знал всё сказанное наперёд. Его незаметно ставшая вне обыкновения угрюмой физиономия говорила о серьёзности слов Аристарха.
– Зачем Вы мне это рассказываете? Как хворь, не поддающаяся врачеванию, должна убедить меня путешествовать с вами?
– Всё просто. Редкие врачеватели способны спасти захворавшего этой пакостью.
– Аристарх – может, – подал голос Ухмарь, и победно усмехнулся.
– Ну и что? Почему я непременно обязана подхватить эту хворь? А подхвачу – значит, поделом, – она вежливо улыбнулась.
– Но это глупо! – воскликнул Аристарх в праведном негодовании. – Окажись Вы одна в лесу, да больная новой хворью – ничто Вас не спасёт!
Всё-таки, Аристарх ужасно напоминал Учителя. Не только лицом, но неспешной походкой, величавой осанкой и умудрённым жизнью взглядом серых глаз. А вот его манера держаться грозила перейти границы дозволенного.
Мужчины с интересом ждали ответа Бродяжницы. Спасая её от докучливого продолжения, в дверь тихонько постучали, вероятно, с ужином.
– Заходи, Линёна! – громко позвала Бродяжница.
Дочь трактирщика вошла, тщетно пряча испуг и смущение. Бродяжница отвлеклась на девушку от собеседников… и воистину пожалела о своём отказе взять её в путешествие. Как Линёна ни пыталась это скрыть, её явно избили. Руки и ноги, там, где их не скрывало старое зелёное платье, покрывали свежие синяки, на скуле красовался кровоподтёк. Ощутив на себе чрезмерное внимание, Линёна уставилась в пол. Сегодня она принесла какую-то похлёбку да краюху хлеба.
– Линёна, прошу тебя, не стой, – сказала Бродяжница. – Пройди. Поставь поднос. Познакомься: это господин Ухмарь, – он кивнул Линёне, глядя с весёлым прищуром. – А это господин Аристарх.
Врачеватель сидел хмурый, сдвинув брови, но тоже тепло приветствовал девушку.
Линёна повиновалась и подарила гостям лёгкий реверанс. Обращаясь к Аристарху, Бродяжница продолжила начатый спор:
– Я не окажусь в лесу одна. Вместе со мной в путешествие отправляется Линёна, дочь Абрахама. Я обещаю обучить её всему, что умею сама.
Кровь бросилась в лицо Линёны. Она забыла даже о своём смущении и переводила загоревшиеся глаза с одного гостя на другого. Ухмарь скалил белые зубы, Аристарх чуть заметно покачал головой и спокойно спросил:
– Но не кажется ли Вам, Бродяжница, что это путешествие касается только нас троих, прямых наследников Эйлейва Орма?
