Дикий Феникс - страница 4



– Эй, есть кто дома?! – на всякий случай все-таки крикнул Дмитрий из прихожей.

Тишина. Значит – никого.

А не больно-то и хотелось!

Дмитрий разулся. Куртку – на вешалку. Шапку – на куртку. Ноги – в тапочки. Хорош-ш-шо…

Странно вообще-то, что чужое съемное жилье может казаться таким родным. От захламленной холостяцкой берлоги веяло уютной свободой, которой не встретишь уже в выдраенных, вычищенных и вылизанных до блеска семейных гнездышках.

Может, пока Левки нет, звякнуть Люське? Или Ирке? Или Ольге – тоже ведь давно не встречались. Не-е, ну их всех! Сегодня Дмитрий решил отдохнуть в гордом одиночестве. А может, и поработается еще.

Он вошел в гостиную, включил свет и…

– Твою мать!

…тихонько выругался.

* * *

В тусклом свете старой треснувшей люстры (новые лампочки нужно срочно покупать, а то опять одна только осталась!) перед Дмитрием предстала неприглядная картина.

На двуспальном диване лежали двое. Под одним большим одеялом. Оба накрыты с головой – только ноги торчат. Пара волосатых мужских ног, пара гладеньких, стройненьких – женских.

Левка все-таки был дома. И не один притом.

– Здориков, что за приколы?! – возмутился Дмитрий.

Двое на диване даже не шевельнулись. Обдолбанные, что ли? Странно это: вообще-то, Левка наркотой не баловался. И подружки его тоже – вполне себе приличные девчонки. Ну, в плане дури, по крайней мере. Может, просто налакались голубки до полной отключки? Заляпали вон вином и ковер, и диван. Правда…

Правда, ни бутылок, ни бокалов почему-то нигде не видно.

Да и пятна… Какие-то они…

Приглядевшись получше, Дмитрий ощутил смутную тревогу.

Не совсем винные были эти пятна. Даже совсем не винные.

Пролитое вино не покрывается такой темной корочкой. А вот кровь…

Дмитрий осторожно протянул руку к одеялу. В горле возник сухой шершавый ком. Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сглотнуть.

– Левка, слышь?! – еще раз позвал Дмитрий.

Голос дрогнул, сломался, обратился в сдавленный хрип.

Левка его не услышал и не отозвался. Ни сам Левка, ни Левкина подружка.

«Кто это – Светка? Танюха? Надя?» – не к месту и не ко времени попытался угадать Дмитрий. Танюху и Светку он не прочь был бы увидеть голыми. Но не сейчас. Не при таких обстоятельствах.

Дмитрий сдернул одеяло.

И не удержался.

– Твою ж мать! – снова вырвалось само собой.

Левка лежал со Светкой – грудастой платиновой блондинкой. То, что оба мертвы, было понятно сразу. У Левки во лбу – маленькая дырочка. Сзади – развороченный затылок. На подушке – разбрызганная кашица мозгового вещества. У Светки – два пулевых ранения: одна пуля пробила роскошную левую грудь девушки, вторая вошла чуть ниже. Наверное, обе попали в сердце.

Трупы лежали в кровяной луже, натекшей в ложбинку продавленного дивана.

Судя по всему, убийца проник в квартиру, когда Левка и Светка занимались любовью, и даже не дал им одеться. Хладнокровно расстрелял обоих, затем набросил на трупы одеяло и удалился.

Как он вошел, если замок на двери цел? Что искал? Ради чего убивал? Почему смог уйти незамеченным после стрельбы, которая, по идее, должна была переполошить весь подъезд? Звукоизоляции-то в панельном доме – практически никакой.

Вопросы, вопросы… Ответов не было.

Дмитрия начала бить нервная дрожь. Соображалось туго. Шокированный увиденным мозг пробуксовывал.

Дмитрий сунул свернутую в трубочку «Метрополию» под мышку: почему-то не хотелось класть газету в комнате с трупами. Вытащил из кармана мобильник. Надо позвонить.