— Доброе утро. Раз уж ты идешь на кухню, Ри, завари кофе и мне, — сволочь тянет вверх уголок губ, а я вдруг вспоминаю, как он вчера ими ко мне прижимался.
— Сам себе завари, я тебе не прислуга, — фыркаю, обходя его и быстрым шагом направляясь вниз.
Матвей за мной не идет, что значительно облегчает способность дышать.
Где находится кофе - машина я запомнила еще вчера. Обратила на нее внимание, когда искала вино для успокоения Ланы. У нас в баре стоит подобная. Конечно менее навороченная, но куда нажимать я примерно знаю.
Ставлю чашку на подставку, тяну за кран, но вместо подачи кипятка, меня едва не обдает горячим паром.
— Черт, — от неожиданности отдергиваю руку.
На мою ладонь, все еще удерживающую кран, внезапно ложится мужская и переносит её на другой с противоположной стороны.
— Ри, здесь же написано Хот Стим, — напрягаюсь всем телом, когда голый торс вжимается сзади в спину, а голос мурлычет, как лев на выгуле.
Когда успел так бесшумно подойти только?
Оборачиваюсь и вижу, как Матвей берет мою едва не ставшую вареным мясом руку, подносит к губам и дует на кожу. Совсем как заботливый старший брат, вот только в глазах у него творится нечто не по-братски темное. Замираю, прекращая дышать. Интересно, он бывает заботливым по-настоящему? Без сексуального подтекста, или подобное поведение ему не присуще вообще?
Не понимаю, почему задаюсь этим вопросом. Доказано поступками ведь, что это животное не может быть нормальным. Матвей проводит языком по моей коже и наигранно заботливо интересуется:
— Уже не болит?
— И не болело! – выдергиваю руку и спешу отойти подальше. — Можно было сказать об этом, не лапая меня, Матвей, — говнюк облокачивается на шкафчик так, что теперь для того, чтобы забрать чашки, мне нужно будет протиснуться мимо него.
— А мне захотелось тебя полапать. Кто мне запретит?
— Я.
— Ммм, можешь начинать. Это будет занятно.
Отворачиваюсь, игнорируя почти что голое тело, и беру с подноса вторую чашку.
— Матвей, что тебе от меня нужно? – поднимаю на него глаза, тут же замечая, что он смотрит на мои пижамные шорты. Впервые в жизни чувствую себя обнаженной, хотя они дотягивают до середины бедра.
— А как ты думаешь, Ри? – острый язык облизывает губы, как он всегда делает, намекая на грязные фантазии.
Бесит.
— Трахнуть меня.
— Как вариант.
— Этого не будет.
— Почему же?
— Потому что ты мне не интересен!
— Врешь!
— С чего бы?
— Потому что сама себе не хочешь признаваться, что соски у тебя сейчас торчат явно не от сквозняка.
Опускаю глаза вниз и сжимаю зубы. Только в эту секунду понимаю, что действительно торчат. Кофе - машина издает сигнал о том, что кофе готов, но я остаюсь стоять на месте.
— Что полночи вспоминала мои губы на тебе и что сейчас упрямо не хочешь подходить забирать чашку, чтобы не ощущать возбуждение от моего близкого присутствия.
Вот же скотина. Протест рождается из самых недр. Вскидываю бровь, встречаясь с насмешливым взглядом голубых глаз. Уверенно шагаю вперед и протискиваюсь мимо него. Плевать, что трусь бедрами о мужские ноги, а талией о трусы и то, что в них. На слабо меня брать не надо. Намеренно чуть наклоняюсь, выставляя зад, и забираю чашку.
Ставлю на её место вторую и, запустив кран, отхожу подальше. Будучи на расстоянии снова встречаюсь глазами с Матвеем. Не знаю, как бы поступил на его месте другой, но эта скотина ухмыляется. Просто лыбится своей надменной ухмылочкой, а потом проходит мимо меня и шлепает по заднице.
