– Ночью? Отлично, – улыбнулся в ответ завхоз, прикидывая, как ловчее провести директоршу. Ну да, та явится к вечеру… явилась уже, наверное, ждет. Представить гостя, да затем увести, якобы отдыхать, а тем временем…
– Вы вот что, – Афанасьич повернул голову. – Директору скажете, что устали, и все дела – утром.
– А просмотр?
– Ну, мы же с вами договорились?
Сутулый понимающе хмыкнул.
За поворотом, за ольховыми зарослями и реденькими кривыми сосенками показалось серое здание интерната. Крашеные зеленой краской ворота были призывно распахнуты – ждали.
– Рады, рады дорогому гостю! – мило улыбнулась Михайловна, едва мистер Чинетти выбрался из салона. – Пойдемте, покушаете, отдохнете с дороги.
Иностранец снова кивнул и поднял глаза вверх, посмотрев, как пронеслась вдруг над самым двором стремительная черная тень.
– Ястреб, – меланхолично кивнул завхоз. – Повадился, сволочь, по деревне кур красть.
Чинетти ничего не сказал, лишь загадочно улыбнулся, и где-тов глубине его глубоко запавших глаз проскочили желтые искры. Сверкули этак – будто электровспыщка – раз – и нету.
– Доброй ночи, мадам. И доброй ночи вам, мистер Булочкин.
Забравшись в машину, Михайловна запустила мотор, и тихо отъехала, в полголоса наказав Афанасьичу, что б все было в порядке. Завхоз проводил ее взглядом, тщательно запер ворота и поднялся наверх, в комнату, выделенную дорогому гостю. Вообще-то раньше она именовалась воспитательской, да давно уже не использовалась по прямому назначению, во-первых, воспитателей было мало, а во-вторых, директорша справедливо полагала, что нечего им вообще кучковаться, комнату же приспособила для гостей, даже велела повесить шторы и постелить на пол ковер с синими цветами. Принятые меры отнюдь не скрывали все убогость помещения, впрочем, гостю, похоже, на это было полностью наплевать.
– Так приводить? – вежливо поинтересовался Афанасьич.
– Да, да, – улыбнулся штатник. – Постойте, вот… – Он протянул завхозу банкноту.
Тот кивнул и, выйдя в коридор, направился в спальню:
– Эй, Димуля, а ну-ка проснись! Да не спи же! Гриля, а ну, растолкай его…
– Да не сплю я уже, сейчас, поднимаюсь.
Откинув одеяло, Димуля – худенький темнорусый пацан – смачно зевнул и быстро оделся, нисколько не интересуясь, куда это его вызывают.
– Иностранец, – счел необходимым пояснить завхоз. – Поговорит с вами. Может, и усыновит кого. Ты это, – он погрозил пальцем Димуле. – Много-то не болтай, а то знаю я тебя.
– Да ладно тебе пугать-то, Иван Афанасьич, – усмехнулся пацан. – Не первый раз. – А что, дядя Коля сегодня дежурит?
Афанасьич мысленно крякнул. Черт! Про Кольку-то Зубова он и забыл. А с ним ведь делиться придется, иначе растреплет все той же Михаловне. Да, обязательно нужно поделиться, не крохоборничать. С другой-то стороны, Колян и этим малахольным чудам – детишкам – язычишки прижмет – авторитетен, что есть, то есть.
– Ну-ка, подожди здесь.
Оставив мальчишку в коридоре, завхоз спустился вниз, в каморку дежурного воспитателя:
– Эй, Николай Батькович! Выходи, погутарим.
Поднявшись обратно в коридор, Афанасьич раздраженно хмыкнул – Димули нигде видно не было. В туалет, что ли, пошел? Или… Завхоз осторожно подкрался к двери, прислушался… Ну, так и есть! Димуля, похоже, не стал терять зря время и уже вовсю распинался перед штатником. А ведь сказано было, что б не очень болтал! Ну, Димуля, ну, гад.
– Да и черт с ним, пусть лячкает, – закуривая, усмехнулся Зубов. – Чего он наговорит-то? Хмырь-то приезжий, как я понял, его специально пригласил, пообщаться?
