Зато на суше нас сильно теснили. Соединенная армия кортезов и родеров отогнала патинов и наших добровольцев от границ Родера, продвинулась в глубь Ламарии, отбила Ламу. Война переламывалась в пользу врагов.
Я получил призывную повестку. Мне предписывалось немедля записаться в добровольцы.
– Иду воевать, – сказал я Елене. – Мне присвоен чин капитана-добровольца.
– Почему капитана? – Что я могу быть только добровольцем, она и сама понимала. Артур Маруцзян тысячи раз говорил, что наша профессиональная армия большой быть не может: мы не воинственная страна. Не знаю, был ли в мире хоть один дурак, кого он мог обмануть таким нехитрым враньем.
– Потому капитана, что три года назад выслушал курс военных наук и прошел полевую подготовку, – напомнил я. – Без отрыва от лаборатории и по своему добровольному решению, предписанному специальным приказом. Разве ты забыла, что я в те дни почти не появлялся дома?
– Ты так часто забывал появляться дома, что я уже не помню причин: добровольная ли военная подготовка или вынужденная задержка у лабораторных механизмов. Между прочим, и я мобилизована. Буду синтезировать лекарства на фармацевтическом заводе в Адане. Завтра в десять утра должна быть на месте сбора.
– А я – в шесть утра. Даже поспать не дадут!
Утром на призывном пункте я повстречал моего помощника Павла Прищепу (его забрали от нас в начале войны).
– Андрей, беру тебя, – сказал он. – Я сформировал два добровольческих батальона, с третьим отправлюсь сам. И знаешь – куда? В дивизию «Стальной таран». А ею командует мой отец. Уясняешь ситуацию?
– Ситуация прекрасная. Твой отец профессиональный военный – все-таки гарантия от добровольческих ошибок и невежества. А в качестве кого вербуешь меня?
– По нашей специальности – в радиодиверсанты. Дивизия отца оснащена радиоимпульсаторами, резонансньми орудиями и электроартиллерией. От Гамова на складах ничего важного не утаить.
– От Гамова?
– Да. Он теперь майор – зампотех командира. Прирожденный военный, говорит отец.
Этот вечер, проведенный с Еленой, был последним перед расставанием. Она уезжала в Адан на фабрику медицинских препаратов, я отправлялся на запад, в лесистые горы Патины. Я откинул штору и выглянул в окно – почудились тревожные крики. Забон лежал в темноте: чтобы даже случайно не вспыхнул где-нибудь свет, из уличных фонарей выкрутили лампы. Раньше в нашей квартире их было шестнадцать, сейчас нам оставили четыре – по числу помещений. Снаружи кричали мужчины: там дрались. Шум завершился призывом о помощи.
– Ночной грабеж, – сказал я. – Кого-то придушили или забили насмерть. Нет ночи без разбоя. Надеюсь, ты возвращаешься не одна?
– Мы собираемся по пять, по шесть женщин. Еще недавно нас развозили на служебных автобусах, но все автобусы объявили нашим добровольным пожертвованием фронту. И увезли вместе с водителями.
Мы сидели на диване. В распахнутое окно подмигивала красноватая Капелла, крупная, недобрая звезда. Елена положила голову мне на плечо, я обнял ее. Давно мы не чувствовали себя такими близкими.
– Завтра я уеду, и мы не скоро увидимся, – сказал я.
– Завтра ты уедешь, и мы не скоро увидимся, – повторила она.
